Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

матери. Вскоре она умерла, дом же стал пуст. Тогда, как железо на воде, всплыла наверх правда, что сильнее всего есть страх Божий и что благочестивая и самодовольная благодарность превосходит небо и землю.

Еродий, отлетая, повесил на цветущем финике лист сей:

Свиток

о благом рождении детей ради благочестивых, сострастных и здоровых родителей.

Сей в первую и вторую луну, сиречь в квадру,
Сей, выйдя из пиров и бесед священных.
Узрев мертвеца или страшное зрелище, не сей.
Зачавшей сверх, не сей. Не в меру пьян, не сей.
Зачавшая да носит в мыслях и в зрелищах святых,
И в беседах святых, чуждая страстных бурь,
В тихом бесстрастии во зрении святых.

Тогда сбудется: «И пройдет дух холода тонкого, и там Бог» (Книга Царств).

По сем аист вознесся вверх, воспевал малороссийскую песенку сию:

Соловеечку, сватку, сватку!
Чи бывал же ты в садку, в садку?
Чи видал же ты, как сеют мак?
Вот так, так! Сеют мак.
А ты, шпачку, дурак…

Сию песенку мальчики, составив лик, сиречь хор, или хоровод, домашние его певчие во увеселение певали святому блаженному епископу Иоасафу Горленко.

Убогий Жаворонок[271] Притча

ПОСВЯЩЕНИЕ

ЛЮБЕЗНОМУ ДРУГУ,

ФЕДОРУ ИВАНОВИЧУ ДИСКОМУ,

ЖЕЛАЕТ ИСТИННОГО МИРА

Жизнь наша есть ведь путь непрерывный. Мир сей есть великое море всем нам плывущим. Он-то есть океан, о, вельми немногими счастливцами безбедно переплываемый. На пути сем встречают каменные скалы и скалки, на островах сирены, в глубинах киты, по воздуху ветры, волнения повсюду; от камней – претыкание, от сирен – прельщение, от китов – поглощение, от ветров – противление, от волн – погружение. Каменные ведь соблазны суть то неудачи; сирены суть то льстивые друзья; киты суть то запазушные страстей наших змии; ветры, разумей напасти, волнение, мода и суета житейская… Непременно поглотила бы рыба молодого Товию, если бы в пути его не был наставником Рафаил. Рафа по-еврейски значит медицину, ил или эл значит Бога. Сего путеводника промыслил ему отец его, а сын нашел в нем Божию медицину, врачующую не тело, но сердце, по сердцу же и тело, как от сердца зависящее.

Иоанн, отец твой, в седьмом десятке века сего (в 62-м году) в городе Купянске, первый раз взглянув на меня, возлюбил меня. Он никогда не видел меня. Услышав же имя, выскочил, и, догнав на улице, молча в лицо смотрел на меня и приникал, будто познавая меня, столь милым взором, что до днесь в зеркале моей памяти живо мне он зрится. Воистину прозрел дух его прежде рождества твоего, что я тебе, друг, буду полезным. Видишь, сколь далече прозирает симпатия. Се ныне пророчество его исполняется! Прими, друг, от меня маленькое сие наставление. Дарую тебе Убогого моего Жаворонка. Он тебе запоет и зимою, не в клетке, но в сердце твоем, и несколько поможет спасаться от ловца и хитреца, от лукавого мира сего. О Бог! Какое число сей волк день и ночь незлобных жрет агнцов! Ах, блюди, друг, да безопасно ходишь. Не спит ловец. Бодрствуй и ты. Оплошность есть мать несчастия. Впрочем, да не соблазнит тебя, друг, то, что тетерев назван Фридриком. Если же досадно, вспомни, что мы все таковы…

1787-го лета, в полнолуние последней луны осенней.

Притча, нареченная «Убогий Жаворонок» С ним разглагольствует тетерев о спокойствии

Основание притчи

«Тот избавит тебя от сети ловчей…» (Псалом 90, ст. 3).

«Бдите и молитесь, да не войдете в напасть».

«Горе вам, богатолюбцы, ибо отстоите от утешения вашего».

«Блаженны нищие духом…»

«Обретете покой душам вашим…»

Тетерев, налетев на ловчую сеть, начал во весь опор жрать тучную еду. Нажравшись по уши, похаживал, надуваясь, вельми доволен сам собою, как буйный юноша, по моде одетый. Имя ему Фридрик. Родовое же, или фамильное, прозвание, или, как обычно в народе говорят, фамилия, – Салакон[272].

Во время оно пролетал Сабаш (имя жаворонку) прозванием Сколарь. «Куда ты несешься, Сабаш?» – воскликнул, надувшись, тетерев.

Сабаш. О возлюбленный Фридрик! Мир да будет тебе! Радуйся во Господе!

Салакон. Фе! Запахла школа.

Сабаш. Сей дух для меня мил.

Салакон. По губам салат, как поют притчу.