приду и явлюсь лицу твоему?» А се не точный ли Наркисс? «Мир мне сораспялся, и я миру». «Не живу я, но живет во мне Христос». «Пока преобразит тело смирения нашего…» «Желаю разрешиться». «Мне бо жить – Христос, а умереть – приобретение».
Как во источнике лицо человечье, так в Исаииных словах, будто дуга во облаке, виден сей Наркиссов амур. «Будет бог твой с тобою присно, и насытишься, как же желает душа твоя, и кости твои утучнеют и будут, как виноград напоенный и как источник, в котором же не оскудеет вода, и кости твои прозябнут, как трава, и разботеют, и наследят роды родов. И созиждутся пустыни твои вечными, и будут основания твои вечные родам родов, и прозовешься создателем оград, и пути твои посреди тебя успокоишь»[74].
Разговор о том: Знай себя
Лука. Вчера обедали мы оба у моего брата, я и сосед мой, нарочно для воскресного дня, чтоб поговорить о чем-либо из Божиего слова. Стол был в саду. Случай к разговору подали слова, написанные в беседке, следующие: «Тот сотрет твою главу, которого ты соблюдать будешь пяту».
Случились при обеде два ученые: Навал и Сомнас[76]. Они много те слова толковали по прошению брата моего. Я непоколебимо верю, что Священное Писание есть райская пища и врачевство моих мыслей. Для того охаивал сам себя за то, что не мог никакого вкуса чувствовать в тех сладчайших словах.
Друг. Как же называешь сладчайшими слова, не чувствуя в них никакого вкуса?
Лука. Так, как тот, кто издали смотрит на райские цветы, не слышит их духа, а только верит, что дивным каким-то дышут благовонием.
Друг. Слушай, брат. Хотя бы они под самый наш нос дышали, нельзя нам вкуса чувствовать.
Лука. Для чего? Разве у нас головы и ноздрей нет?
Друг. Головы и ноздрей? Знай, что мы целого человека лишены и должны сказать: «Господи, человека не имеем…»
Лука. Разве же не имеем и не видим у нас людей?
Друг. Что же пользы: иметь и не разуметь? Вкушать и вкуса не слышать?.. А если хочешь знать, то знай, что так видим людей, как если бы кто показывал тебе одну человеческую ногу или пяту, закрыв прочее тело и голову; без оной же никак узнать человека невозможно. Ты и сам себя видишь, но не разумеешь и не понимаешь сам себя. А не разуметь себя самого, слово в слово, одно и то же, как и потерять себя самого. Если в твоем доме сокровище зарыто, а ты про то не знаешь, слово в слово, как бы его не бывало. Итак, познать себя самого, и сыскать себя самого, и найти человека – все сие одно значит. Но ты себя не знаешь и человека не имеешь, в котором находятся очи и ноздри, слух и прочие чувства; как же можешь твоего друга разуметь и узнать: «Если не узнаешь сам себя, о добрая в женах, изойди в пятах паств и паси козлища твои у шалашей пастушеских».
Лука. Как же? Ведь вижу руки, ноги и все мое тело.
Друг. Ничего не видишь и вовсе не знаешь о себе.
Лука. Жесток твой сей замысел и очень шиповат. Не можно мне его никак проглотить.
Друг. Я ведь тебе говорил, что не можешь вкуса слышать.
Лука. Так что же вижу в себе? Скажи, пожалуйста.
Друг. Видишь в себе то, что ничто, и ничего не видишь.
Лука. Замучил ты меня. Как же не вижу в себе ничего?
Друг. Видишь в себе одну землю. Но сим самым ничего не видишь, потому что земля и ничто – одно и то же. Иное видеть тень дуба, а иное – самое дерево точное. Видишь тень свою, просто сказать, пустошь свою и ничто. А самого себя отродясь не видывал.
Лука. Боже мой! Откуда такие странные мысли?.. Ты наговоришь, что у меня ни ушей, ни очей нет.
Друг. И да, я уже давно сказал, что тебя всего нет.
Лука. Как же? Разве очи мои не очи и уши не уши?
Друг. Спрошу ж и я тебя. Скажи: пята твоя и тело твое – все ли то одно?
Лука. Пята моя есть последняя часть в
Друг. Так я ж тебе твоим же ответом отвечаю, что сие твое око есть пята или хвост в твоем оке.
Лука. А самое ж точное око, главное и начальное око, где?
Друг. Я ведь говорил, что хвост только свой видишь, а головы не знаешь. Так можно ли узнать
Лука. Для чего ж меня тенью называешь?
Друг. Для того, что ты существа твоего потерял
