Проклятье (СИ)

слышала шепотки за спиной о «проклятом семени, которое надо вытравить с корнем». Нужно только родить, а потом — хоть трава не расти, — напиться ядовитой водицы. Глядишь, избавится дитё от преследования суеверных родичей. А погибнуть ему лес не даст: хоть и мёртвый, а детей своих он любит.

Судьба не дала ей времени и до вечера. Схватки начались, только она успела сгрести сухие листья в кучу. Со стоном повалилась беглянка на эту самодельную перину, коловшую бока острыми ветками.

Лес будто затаил дыхание. Ни шороха, ни скрипа. Только хриплое дыхание резало мертвенную тишину, разбавленное временами болезненными стонами. И как награда прозвучал крик новорождённого.

Когда эльфийка немного набралась сил, она приложила сына к груди, не отрывая глаз от тёмного пятна на виске: такое же было и у неё, именно оттуда росла чёрная прядь, словно отравляя даже кожу. Она её ненавидела, но в то же время вздохнула с облегчением: значит, сбежала не за зря.

Накормив дитё, беглянка обрядила его в меховые одёжки, а затем уложила в собранные у корней дерева листья. Поцеловав напоследок белое чело, эльфийка надела сверху одёжки оберег, прошептав слова заклятья-охранки. Затем, шатаясь, встала на ноги и, высоко подняв голову, направилась к реке.

* * *

Легконогий охотник возвращался с осенней ярмарки, неся в заплечном мешке выменянное добро. Там был и белёный лён, и вкусные засахаренные орешки, вываренные в меду, точёные из белой кости наконечники для стрел, и много разных мелочей. Базар ещё стоял, раскинувшись на полдеревни, но эльфа что-то толкнуло отправиться в дорогу: то ли сон приснился худой, то ли подсознание нашептало.

Чтобы быстрее добраться до родной деревни, он срезал путь, проходя на треть версты от мёртвого леса. Даже отсюда слышались злые перекаты вод да трескотня сухих ветвей.

Охотник бежал изо всех сил, стараясь миновать неуютное место: и так ему слышалось, будто лес плакал. Плач обладал голосом голодного и замёрзшего ребёнка, криком рассказывавшего всему миру о своём горе. Заслушавшись, эльф споткнулся о камень и остановился передохнуть, опираясь ладонями в полусогнутые ноги.

На удивление, плач не прекращался, и путник сделал пару шагов к лесу. Острые пики голых деревьев кололи небесную синь, отвращая любое желание двигаться дальше. Крик стих, и тут же в душу проник леденящий холод стоящей тишины: будто лес готовился к нападению и замер перед прыжком.

Эльф в который раз пожалел, что не взял с собой лошадь. Он поёжился и стал пятиться назад, когда плач раздался с новой силой.

Легенд о том, что кто-то плачет, как ребёнок, заманивая путников в свои сети, пока не ходило, и охотник снова шагнул по направлению к лесу. Он стоял словно каменный, не шевеля ни листом, ни веткой.

Осторожно шагая, охотник ступал по пологому берегу реки, которая тоже, казалось, успокоилась и мерно себе текла, не обращая внимания на всё сущее. На излучине реки он увидел небольшой холм, норовя его обойти, и только когда повернул против солнца, увидел рассыпавшиеся золотые волосы, спутанные с пожухлой травой.

Эльф на миг замер, а потом кинулся к распростёртому телу, оказавшейся безумно красивой, но мёртвой эльфийкой. Она была не из его деревни, иначе бы он непременно заприметил подобную красоту и не смог бы пройти мимо. Он закрыл ладонью синие глаза, раздумывая, что же делать дальше. Кто-то оставлял своих мёртвых в лесу, веря, что из их тел вырастает новое дерево, кто-то их сжигал, думая, что с дымом вверх устремлялась душа. К какой вере принадлежала мёртвая, охотник знать не мог, потому поднял умершую незнакомку и осторожно опустил её в реку: вода очищает и принимает всё, пусть даже это проклятая река.

Отряхивая кожаные штаны, охотник вздрогнул от раздавшегося прямо за его спиной надрывного плача. Он дёргано обернулся, ожидая чего угодно, но это был всего лишь обыкновенный младенец. Неуверенно шагнув к дереву, под которым тот лежал в куче сухой листвы, эльф с возрастающим удивлением разглядывал это чудо. На ребёночке, не далее как двух дней от роду, была надета меховая одёжка, надёжно защищающая от колкой листвы, а поверх блестел жёлтым янтарным глазом ясеневый оберег. Появившийся легкий ветерок раздувал золотистые, как у мёртвой эльфийки на берегу, волосы до плеч.

Перед тем, как снова зареветь, младенец глянул на стоявшего мужчину синими глазами, и вновь разразился истошным плачем.

— Тихо ты, найдёныш. Держись меня, не пропадёшь.

В закатном свете багряного солнца лениво катила свои воды синяя, без проблеска бурого оттенка река. На берегу и в глуби леса робко тянулась к уходящему теплу зелёная травка, пробивая ковёр прошлогодней листвы. Тут и там слышалась свирель певчих птиц и за толстыми вековыми стволами мелькали тени зверья. Отдавая тёмным изумрудом в лучах почти ушедшего на покой солнца, зеленела листва.

Лес дышал.