площади среди мятущегося народа, Дионисий был необыкновенно кроток и ласков в отношении к управляемым. При тогдашнем состоянии нравов, многие из братии никак не могли понять учтивых форм, которые употреблял Дионисий: так, когда надобно было чтонибудь приказать монаху, то он говорил: «Если хочешь, брат, то сделай тото и тото». Монах, выслушавши такое приказание, преспокойно отправлялся на свое место и ничего не делал; когда же другие спрашивали его, отчего он не исполняет архимандричьего приказания? то он отвечал: «Ведь архимандрит мне на волю дал: хочу делаю, хочу нет».
Кроме людей, так ревностно заботившихся о материальных выгодах монастыря и своих родственников, в монастыре были два мужикагорлана: головщик Логин и уставщик Филарет. Логин приобрел удивление братии и посещавших монастырь голосом необыкновенно приятным, светлым и громким; в чтении и пении ему не было подобного, на один стих сочинял распевов по пяти, по шести и по десяти. Что стих искажался от этих распевов, терял смысл, что например, вместо се?мени слышалось семени?, до этого Логину не было дела, потому что он «хитрость грамматическую и философство книжное» называл еретичеством. Надменный своими преимуществами, удивлением, которое оказывали к его голосу, этот мужикгорлан не знал никакой меры, бранил, бил не только простых монахов, но и священников, обижал в милостыни, и никто не смел ему слова сказать. Дионисий часто обращался к нему с своими тихими поучениями, называл его государем, отцом, братом, величал по имени и по отчеству: «Что тебе, свет мой, пользы в этом, – говорил ему Дионисий, – что все клирики и все церковники жалуются на тебя, ненавидят тебя и проклинают, а мы, начальники, все как в зеркало на тебя смотрим? и какая будет польза, когда мы с тобою брань заведем?» Но увещания не помогали нисколько.
Другой мужикгорлан, уставщик Филарет, возбуждал удивление толпы и получил право быть горланом также по внешнему достоинству, которое в то время очень ценилось: сединами добрыми; он жил у Троицы больше пятидесяти лет, уставщиком был больше сорока лет – преимущество громадное, по тогдашним понятиям; все остальные, не исключая и архимандрита, были перед ним молодые люди. Логин своими распевами искажал смысл стихов духовных; Филарет пошел дальше: по его мнению, Христос не прежде век от отца родился; божество почитал он человекообразным. Оба, Филарет и Логин, были друзья, оба ненавидели Дионисия за обличения: «Пощадите, не принуждайте меня ко греху, говорил им Дионисий: ведь это дело всей церкви божией, а я с вами по любви наедине беседую, и спрашиваю вас для того, чтоб царское величество и власть патриаршеская не узнали, чтоб нам в смирении и в отлучении от церкви божией не быть». Логин отвечал ему: «Погибли места святые от вас, дураков; везде вас теперь много неученых сельских попов; людей учите, а сами не знаете, чему учите». Больше всего сердился Логин на Дионисия за то, что архимандрит вмешивался, по его мнению, не в свое дело, то есть заставлял читать поучения святых отцов, и сам часто читал их и пел на клиросе: «Не ваше то дело петь или читать, – говорил ему Логин: знал бы ты одно, архимандрит, чтоб с мотовилом своим на клиросе, как болван, онемев, стоять». Однажды, на заутрени, Дионисий сошел с клироса и хотел читать первую статью; Логин подскочил к нему и вырвал книгу из рук, налой с книгою полетел на землю, стук, гром, соблазн для всех; Дионисий только перекрестил свое лицо, пошел на клирос и молча сел; Логин, прочтя статью, пришел к архимандриту и, вместо того, чтоб просить прощения, начал плевать на него и браниться. Дионисий махнувши посохом, сказал ему: «Перестань, Логин, не мешай божественному пению, и братию не смущай; можно нам об этом переговорить и после заутрени». Тут Логин выхватил у него из рук посох, изломал на четыре части и бросил к нему на колени. Дионисий взглянул на образ, и сказал: «Ты, господи владыко, вся веси, и прости мя грешного, яко согреших пред тобою, а не он». Сошедши со своего места, он всю заутреню проплакал пред образом богородицы. После заутрени вся братия никак не могла уговорить Логина, чтобы просил прощения у архимандрита.
Напрасно Дионисий старался укрыть поведение Логина и Филарета в стенах монастыря: они писали на него жалобы в Москву, в Кириллов монастырь; наконец имели удовольствие довести Дионисия до беды. В ноябре 1616 года, архимандрит Дионисий, келарь Авраамий Палицын и вся братия Троицкого монастыря получили такую царскую грамоту: «По нашему указу взяты были к нам в Москву, из Троицкого Сергиева монастыря, канонархист старец Арсений, да села Клементьева поп Иван, для исправления книг печатных и Потребника; да к тому же делу велено было прислать вам книгохранителя старца Антония. И вы писали к нам, что старец Антоний болен, а старец Арсений и поп Иван били нам челом и сказали: от времен блаженного великого князя Владимира до сих пор книга Потребник в Москве и по всей Русской земле в переводах разнится и от неразумных писцов во многих местах неисправлена; в пригородах и по окрайнам, которые близ иноверных земель, от невежества у священников обычай застарелся и бесчиния вкоренились: и потому им, старцу Арсению и попу Ивану, одним у той книги Потребника для исправления быть нельзя, надобно ее исправлять, спрашивая многих и справляясь со многими книгами. И мы, – продолжает царь, – указали исправление Потребника поручить тебе, архимандриту Дионисию, а с тобою Арсению и Ивану и другим духовным и разумным старцам, которые подлинно известны книжному учению, и грамматику и риторику умеют».
Дионисий с товарищами принялся за дело: Потребник был исправлен, между прочим вычеркнута и ненужная прибавка: и огнем, в молитве водоосвящения: «Прииди, господи, и освяти воду сию духом твоим святым и огнем». И вот Филарет, Логин и ризничий дьякон Маркелл отправили донос в Москву, что Дионисий с товарищами еретичествуют, «духа святого не исповедуют, яко огнь есть». Логин считал себя знатоком дела, потому что в царствование Шуйского он печатал уставы и наполнил их ошибками. В это время патриарха не было в Москве: ростовский митрополит Филарет Никитич, долженствовавший занять это место, находился в польском плену, и первое место между русскими архиереями занимал крутицкий митрополит Иона, человек неспособный понять и оценить дело исправления Потребника. Дионисий с товарищами был потребован к объяснению; четыре дня приводили его на патриарший двор к допросу с бесчестием и позором; потом допрашивали его в Вознесенском монастыре, в келиях матери царя Михаила, инокини Марфы Ивановны: решили, что исправители еретичествуют.
Но при этом решении, кроме невежества, вскрывалась еще другая язва общественная: тут действовала не одна ревность по букве, по старине, на
