Чтения и рассказы по истории России

долго считали чемто очень страшным, в котором думали видеть чтото вроде тайной канцелярии.

Посольский приказ, который «ведал дела всех окрестных государств», долго не имел большой важности, потому что дела по сношениям с иностранными державами решались у государя наверху с боярами и думными людьми; для переговоров с иностранными послами назначались также из бояр и думных людей, следовательно, Посольский приказ был только канцелярией боярской думы по иностранным сношениям, и в нем сидел думный дьяк. Только со времен Андрусовского перемирия иностранные сношения были поручены одному боярину, именно ОрдинуНащокину, который получил пышный титул «великих государственных посольских дел и государственной печати оберегателя», т. е. канцлера. Афанасий Лаврентьевич по своему западному взгляду имел высокое понятие о Посольском приказе, называл его оком России в том значении, что иностранцы по нем судят о целом государстве и народе, и требовал от служащих в нем, от дьяков, соответственного этому значению поведения; требовал, чтоб дьяки не мешали кабацких дел с посольскими и были воздержаннее в своих речах с иностранцами. Но как же им было исполнить первое требование, когда с Посольским приказом, под ведением посольского думного дьяка, был соединен приказ – Новгородская четверть, в котором ведались города: Великий Новгород, Псков, Нижний Новгород, Архангельск, Вологда и другие поморские и пограничные города, сбор с них всяких доходов, а с 1667 года с Посольским приказом был соединен не только приказ Малороссийский – это было прилично, но также приказы или чети (четверти) Владимирская и Галицкая.

Дела, подлежавшие ведению Поместного приказа, ясны из самого его названия. Служебными назначениями, военными и гражданскими, заведовал Разрядный приказ, потому что различия между обеими службами не было: те же самые лица назначались одинаково в ту и другую. Но так как впоследствии появились особые разряды войска, то для их ведения явились и приказы: Стрелецкий, Рейтарский, Пушкарский, Иноземный, ведавший иноземных служилых людей. Приказ большой казны ведал гостей, гостиной и суконной сотен торговых людей, серебряного дела мастеров и многих городов торговых людей, также денежный двор. Большой приход собирал доходы в Москве и других городах с лавок, гостиных дворов, с погребов, с меры, таможенные пошлины. Счетный приказ ведал приход и расход всего Московского государства. Разбойный приказ ведал уголовные дела всего Московского государства. Для гражданского суда в делах служилого сословия два судных приказа – Московский и Владимирский. Приказы, ведавшие известные области, были: Приказ Казанского дворца, Сибирский приказ, Приказ княжества Смоленского, Новгородская четверть, Владимирская четверть, Устюжская четверть, Костромская четверть, Галицкая четверть. Всех приказов было больше сорока. Доходу в них приходило со всего государства 1 300 000, кроме Сибирской казны. Подле обширных приказов, в которые стекались разнородные дела, видим приказ Панафидный, в котором ведомо было поминовение по усопших царях; Аптекарский, в котором ведомы были аптека и медики иностранные 30 человек и русские ученики их – человек с 20. Приход сбора стрелецкого хлеба – особый приказ; кроме Приказа каменных дел, был еще особый Приказ каменных житниц.

Приказы были наполнены подьячими, которые делились на старых, середней статьи и молодых; разница в жалованьи была в ином приказе от 40 рублей до 2, в другом – от 65 до 4, в третьем – от 50 до 5, в ином – от 20 до 1. Некоторые подьячие получали поместный оклад по 350 и 250 четвертей. Кроме подьячих, получавших жалованьи, верстаных, были еще служившие без жалованья, из одних доходов, неверстаные, которые разделялись на старых и молодых. Неверстаных в ином приказе было не мало – доказательство, что можно было быть сытыми и без государева жалованья из одной писчей деньги: так, например, в Разрядном приказе было 74 подьячих верстаных и 33 неверстаных.

Бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки засели по приказам; но много еще остается служилых людей не так знатных, которым нет места в приказах, а покормиться надобно, бьют челом в воеводы покормиться, челобитная исполнена. Рад дворянин собираться в город на воеводство – и честь большая, и корм сытный. Радуется жена: ей тоже будут приносы; радуются дети и племянники: после батюшки и матушки, дядюшки и тетушки земский староста на праздниках зайдет и к ним с поклоном; радуется вся дворня – ключники, подклетные: будут сыты; прыгают малые ребята: и их не забудут; пуще прежнего от радости несет вздорные речи юродивый (блаженный), живущий во дворе: ему также будут подачи. Все поднимается, едет на верную добычу. Вот вдали уже видна соборная церковь города.

Все русские города с первого взгляда были похожи друг на друга. В середине самый город, т. е. крепость, очень редко каменная, обыкновенно деревянная; в ином городе городовой мастер, голландец, сделал земляной вал. В городе соборная церковь, съезжая или приказная изба, где сидит воевода, судит и рядит, перед которой бьют на правеже неисправных плательщиков; губная изба для уголовных дел; казенный погреб или амбар, где хранилась пороховая и пушечная казна, тюрьма, одна или несколько, святительский двор, воеводский двор; осадные дворы соседних помещиков и вотчинников, в которые они переезжают во время неприятельского нашествия. За стеною посад, здесь большая площадь, где в торговые дни ставятся с хлебом и со всяким товаром. На площади земская изба, средоточие мирского управления, где сидят земские старосты с посадскими людьми, гостиный двор, таможня, кружечный двор, конская изба; далее идут дворы тяглых людей: «на дворе изба (теплое жилье), да баня с передбанником, да клеть с подклетом, да подпогребница», все это нехитрое строение стоит иногда три рубля. Зимою в избе тепло, но летом в иных городах бывало очень холодно. Наступит весна, проглянет несколько теплых дней, по городу и посаду уже ходят бирючи и кричат: «Заказано накрепко, чтобы изб и мылен никто не топил, вечером поздно с огнем никто не ходил и не сидел; а для хлебного печенья и где есть варить, поделайте печи в огородах и на полых местах в земле, подальше от хором, от ветру печи огородите и лубьями ущитите гораздо». По воеводскому приказу запечатают избу и баню, надобно жить в клети; завернут холода, а во многих местах они завертывали часто, люди трясутся от холода, иному и горячим согреться нельзя, печь в огороде развалилась, а новой скласть нельзя, нет ни одного каменщика и кирпичника, все выгнаны в Москву на работы городовые и царские. Ни щей сварить, ни хлеба испечь негде, и от той стужи и от хлебной нужи