образом не понижали бы цены русским товарам, Нащокин предложил псковским лучшим людям торговым расписать по свойству и по знакомству, во Пскове и в пригородах маломочных людей по себе, ведать их торговлю и промыслы и, вместо того что прежде брали они деньги у иностранцев и на них работали, давать им ссуду из земской избы (т. е. из городских сумм); накупивши на эти деньги товару, маломочные люди должны привозить его в Псков в декабре месяце; товар должен быть записан в земской избе, лучшие люди должны принимать эти товары, каждый у своего, кто за кем записан, давать им цену с наддачею для прокормления и чтоб к маю месяцу накупали новых товаров; после же ярмарки лучшие люди, продавши товары свалом иностранцам, должны заплатить маломочным людям ту цену, по какой сами продали.
Потом воевода обратил внимание на винную продажу, предмет важный, ибо эта продажа составляла один из главнейших источников дохода для казны. Псков был город порубежный, иностранцы привозили тайком множество горелого вина и
Предложения Нащокина произвели сильное волнение между псковичами; разделились: одним нравились предложения, другим нет; меньшие люди были за новое, лучшие отстаивали старину. За этими ссорами дело протянулось от апреля до августа; только 13 августа посадские люди написали наконец свои челобитные по мысли воеводы, принесли в Троицкий собор и приняли благословение архиепископа Арсения; челобитные отправлены в Москву, и новое устройство введено.
Но Афанасий Лаврентьевич не мог долго оставаться во Пскове; он был отозван для важного дела, для ведения мирных переговоров с польскими уполномоченными. Воеводою в Пскове явился князь Иван Андреевич Хованский. Князь Иван Андреевич был неохотник до новизн, особенно был неохотник до новых людей. Он уже и прежде, как мы видели в своем месте, имел столкновение с Нащокиным, на которого смотрел как на временщика, выдвинутого царем в ущерб чести старых родов. Приехавши во Псков, Хованский увидал, что Нащокин и здесь чтото такое намудрил неполезное, посадил мужиков судить и распоряжаться, отнявши суд у воеводы, завел вольные шинки вместо казенных питейных домов. Но мы видели, что и между
Но и Хованский недолго оставался в Пскове; преемником его был князь Данила Степанович ВеликогоГагин, человек, не имевший ни в Пскове, ни в Москве того влияния, какое имели его предшественники; при нем, следовательно, дело опять могло свободно подняться и решиться без воеводского вмешательства. ОрдинНащокин был в это время в Москве, управлял Посольским приказом, а Псков был подведомствен этому приказу. Разумеется, Нащокин не мог спокойно видеть, как его устройство было разрушено враждебным Хованским. У Нащокина был в Пскове преданный ему дьяк, Мина Гробов, который по отъезде Хованского и начал поднимать опять приверженцев нащокинского устройства. Мы видели, что по представлению Хованского вольная продажа вина была уничтожена и велено было отдать ее на откуп, если найдется откупщик. Откупщик нашелся, Кузьма Андреев, и заплатил на месяц более чем вдвое против той прибыли, какую получала казна от вольной продажи. Но при ВеликогоГагине вольные питейные промышленники Давыд Бахарев с товарищами прислали в Москву челобитную: «Выборные люди, Семен Меншиков с товарищами, видя наш промысл и раденье, что будет великого государя казне сбор большой, и дружа друг другу, питейную прибыль отдали на откуп товарищу своему, выборному человеку Кузьме Андрееву заводом, забыв страх божий и крестное целованье, назвали наши оброчные питейные дома шинками». Пришла и другая челобитная не от одних питейных промышленников: «Жалоба нам, бедным сиротам твоим, середним и мелким людишкам, на псковичей же посадских прожиточных людей, Сергея Поганкина, Никиту Иевлева, Мокея Сигова с товарищами: те прожиточные люди всякие дела городовые и мирские делают и челобитчиков выбирают к тебе, великому государю, в Москву без городского и мирского ведома середних и мелких людишек и без заручных приговоров; оттого нам чинится великое разоренье и всякие подати