– Лис?
Заместитель уже вполне оклемался, зыркнул на командира, проронил:
– Батька, откуда ноги растут, нужно искать в Чернигове.
– Обоснуй?
– Привет тебе от Прозора.
По большому счету он прав, но зачем Чернигову какой-то курский десятник. Слишком все мелковато смотрится, да и не вяжется. Прозор, что? Прозор, это личная неприязнь и желание поквитаться, остальное – пф-фх! Мыльный пузырь. Через обуявшие мысли пробился голос бывшего мельника.
– Батька, здесь все нужно дотла сжечь, до лысой плеши.
Утомленно кивнул. Светает. Через пустой оконный проем было хорошо видно наступление утра. Добрый народ собрал в десятке. Когда в себя пришли, сбросились командиру одежей. Как говорится: «С миру по нитке – голому рубаха». И ведь ни один не заикнулся про его волчью ипостась. Приучил считать, что у каждого свои недостатки. Теперь все знают, имеет свой «недостаток» и он. А что волк, так это личное дело – не путать с общественным.
Кто бы знал, как он задолбался за последний год, быть скорой помощью для других. Вот и снова Курск, и опять приехали под вечер. Большая рыночная площадь пустовала по причине неурочного часа. По вечерней поре торговые ряды обезлюдели, а торговые точки закрылись. От площади разбегались вкривь и вкось улицы, дома на которых, островерхими крышами тянулись к небу. Давно удивляться перестал. Вроде как и классическая, славянская Русь «вокруг», а всеж на привычный, книжный вариант, не похожа.
По довольно узкой дороге проследовали в свой конец. Перед распахнутыми воротами, Лиходеев первым соскочил на землю, взяв коня под уздцы, потянул за собой. Сегодня отдыхать, только отдыхать. Никакая с-сука не заставит его куда-то переться на ночь глядя.
– Привет Воробей! – первым поздоровался с мальком, вышедшим встречать утомленных бойцов. Принятое им решение сразу же подняло настроение. – Баню топи, грязные, как черти.
Мелкий, переминаясь на месте, что на него совсем не походило, смущенно поглядел в глаза отца-командира.
– Батька, а в чем это ты одет?
– А! Не бери в голову, сейчас так модно.
– Ага.
А глаза отводит, бесенок мелкий. Та-ак, опять какая-то свинюка маячит на горизонте. Интересно, кто в этот раз ее ему подложит? Хотелось хоть иллюзорно, еще чуть-чуть побыть без проблем. Прибывший народ походя трепал общего ребенка по заросшей макушке, тем самым здороваясь и выражая свою привязанность. На подворье началась повседневная суета и рутина прибывшего на зимние квартиры подразделения. Смилостивился над пацаном.
– Ну? Докладывай.
– Батька, там эта…
Снова потупился, не зная с чего начать.
– Чего ты мямлишь?
Егор сам повел жеребца к коновязи, привязал его уздой к перекладине. Конь тут же потянулся губами к воде. Оглянулся на Воробья. Казалось, еслиб умел говорить, потребовал от малого обиходить запыленную тушу.
Десятник подбодрил словом:
– Докладывай.
Речь из мальца плеснулась, как очередь из ствола пулемета:
– Как вы уехали, на второй день с утра прибежала девка. Вся в слезах, сказывает до тебя. Напали на них ночью. Я справился. И правда! Тати все семейство боярина Бурдуна под корень вырезали, а усадьбу сожгли.
– Подожди-подожди! Бурдуна? Так они ж в самом граде жили.
– Ну, да-а! Только в той стороне града, где землю сам князь, боярину или вою пожаловать может. Потому и боярское подворье рядом с пустырем находилось, да и остальные соседи не все и не всегда на месте… Так я ее у нас оставил. Ничего?
– Молодец. Где она?
– В избе. Все время плачет. Умаялся с ней!
– К Желане б отвел?
– Ни в какую, уперлась, из хаты никуда. Не знаю, в уборную ходит, аль нет, и не ест ничего.
– Ну, веди.
Внутри родной избы было опрятно. Стол чистый, выскобленный, пол подметен, ставни на окнах открыты, в них поступал прохладный воздух со двора. Под притолокой торчали ветки полыни и можжевельника. Малек свое дело знает, не зря хозяйский хлеб ест.
За спиной слышалось сопение, прозвучала подсказка:
