и вышел на улицу.
Хамство
Я-то сам не был за границей, так что не могу вам объяснить, чего там такое происходит.
Но вот недавно мой друг и приятель из-за границы прибыл, так он много чего оригинального рассказывает.
Главное, говорит, там капитализм заедает. Там без денег прямо, можно сказать, дыхнуть не дадут. Там деньги у них на первом месте. Сморкнулся – и то гони пфенниг.
У нас деньги тоже сейчас довольно-таки часто требуются. Можно сказать: куда ни плюнь – за все вытаскивай портмоне. Но все-таки у нас гораздо как будто бы легче.
У нас, например, можно на чай не дать. Ничего такого не произойдет. Ну скривит официант морду или стулом двинет – дескать, сидел тоже, рыжий пес… И все.
А некоторые, наиболее сознательные, так и стульями двигать не станут. А только вздохнут – дескать, тоже публика.
А там у них, за границей, ежели, для примеру, на чай не дать – крупные неприятности могут произойти. Я, конечно, не был за границей – не знаю. А вот с этим моим приятелем случилось. Он в Италии был. Хотел на Максима Горького посмотреть. Но не доехал до него. Расстроился. И назад вернулся.
А все дело произошло из-за чаевых.
Или у моего приятеля денег было мало, или у него убеждения хромали и не дозволяли, но только он никому на чай не давал. Ни в ресторанах, ни в гостиницах – никому.
А то, думает, начнешь давать – с голым носом домой вернешься.
Там ведь служащего народу дьявольски много. Это у нас, скажем, сидит один швейцар у дверей и никого не беспокоит. Его даже не видно за газетой. А там, может, одну дверь тридцать человек открывают. Ну-те, попробуй всех одели!
Так что мой приятель никому не давал.
А приехал он в первую гостиницу. Приняли его там довольно аккуратно. Вежливо. Шапки сымали, когда он проходил. Прожил он в таком почете четыре дня и уехал в другой город. И на чай, конечно, никому не дал. Из принципа.
Приехал в другой город. Остановился в гостинице. Смотрит – не тот коленкор. Шапок не сымают. Говорят сухо. Нелюбезно. Лакеи морды воротят. И ничего быстро не подают.
Мой приятель думает: хамская гостиница. Возьму, думает, и перееду.
Взял и переехал он в другую гостиницу. Смотрит – совсем плохо. Только что по роже не бьют. Чемоданы роняют. Подают плохо. На звонки никто не является. Грубят.
Больше двух дней не мог прожить мой приятель и в страшном огорчении поехал в другой город.
В этом городе, в гостинице, швейцар чуть не прищемил моего приятеля дверью – до того быстро ее закрыл. Номер же ему отвели у помойки, рядом с кухней. Причем коридорные до того громко гремели ногами около его двери, что мой приятель прямо-таки захворал нервным расстройством. И, не доехав до Максима Горького, вернулся на родину.
И только перед самым отъездом случайно встретил своего школьного товарища, которому и рассказал о своих неприятностях.
Школьный товарищ говорит:
– Очень, – говорит, – понятно. Ты небось чаевые давал плохо. За это они тебе, наверное, минусы на чемоданы ставили. Они завсегда отметки делают. Которые дают – плюс, которые хамят – минус.
Прибежал мой приятель домой. Действительно, на левом углу чемодана – четыре черточки.
Стер эти черточки мой приятель и поехал на родину.
Выгодная комбинация
В настоящее время жить как-то стало, братцы мои, очень выгодно.
С одной стороны, полная дешевка – иголка три копейки стоит. А с другой стороны, все время какие-то выгодные комбинации случаются. Ежедневно какая-то выгода происходит. То одно, то другое. То чего-нибудь не купишь, то не пошамаешь.
А давеча, смешно сказать, двугривенный заработал. За что? За какой свободный труд? Да просто так. Постоял три часа с небольшим и заработал.
А сначала предстоял мне полный убыток.
Тетка из Тамбова ужасно жалостливое письмо прислала.
«Пришли, – пишет, – за ради Бога, фотографическую карточку. Я, – говорит, – тебя все-таки на руках носила и соской кормила. И теперича двадцать девять лет не видела. Наверное, с тех пор ты очень изменился. Пришли свою карточку – охота поглядеть».
Делать, конечно, нечего. Настрочил тетке подходящий ответ, вложил в конверт фотографическую карточку, где в профиль снят, и побежал на почту это
