отправили в больницу, а там, на шум заглянул Хома, узнал свою пациентку и забрал к себе, где оказал первую помощь.
Первое, что я услышал от Сашки, когда она очнулась, это были слова:
– Сервий, пожалуйста, не бросай меня больше. Я очень прошу тебя! Если я ещё раз останусь одна… я… я умру, наверное.
Прижав девушку к себе, я погладил её по голове.
– Кошка ты моя, да кто тебя бросит. Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить, но и дел слишком много накопилось, чтобы зря время тратить. Тем более, через два часа уже вернулся назад, – сказал я ей.
Сашка уткнулась мне лицом в грудь.
– Ты меня всегда Кошкой звал, или Желтоглазкой, – тихо произнесла она. – Раньше не нравилось, вульгарно и пошло звучало… кошка… фу-у, а сейчас, так приятно. Словно, ты меня гладишь, вот как сейчас. Ты меня не бросишь?
– Никогда!
– Никогда-никогда?
– Никогда-никогда!
Повязку с лица, ей сняли на шестой день, как мы приехали в Парадиз.
– А я не верила, что такое случится. Думала, что успокаиваете меня, – прошептала она, стоя напротив зеркала и рассматривая себя, – не верила, что глаза могут сами собой вырастить, как яблоки какие-то, – она коснулась век, провела кончиком пальца под глазами, по щеке. – А что с кожей, почему она такая… странная?
То, что кожа стала у неё меняться, сереть, грубеть, покрываться морщинами и складками я заметил ещё три дня назад. Тогда это было едва заметно, а сегодня, когда с Кошки сняли повязку, изменения сильно бросились в глаза.
– Из-за лекарств и лечения. Организму нужно было откуда-то брать ресурсы, и проще всего это делать с собственными запасами, девочка моя. Разве не видела тяжелобольных никогда? Недаром есть поговорка: краше в гроб кладут. Ничего, через несколько недель ты окончательно пойдёшь на поправку и вновь станешь красавицей.
Кошка тяжело вздохнула, попробовала разгладить несколько больших складок на скулах и отошла от зеркала.
– М-м, Кошка, мне бы с твоим парнем кое о чём переговорить нужно. Провести окончательный расчёт за лечение и решить дела, о которых мы договаривались ранее, – обратился к ней Хома. – Не могла бы ты оставить нас одних? Я предпочитаю такие вопросы решать с глазу на глаз, да и Сервий обещал, что о наших планах будет знать только он один.
– Не могла бы, – холодно ответила девушка. – Я не болтушка, умею держать язык за зубами.
Хома покачал головой и посмотрел на меня.
– Кошка, это, в самом деле, деликатный вопрос. Тебе я верю, но компаньон… в общем, сама видишь, какой он осторожный. На минуту, ровно на одну минуту выйди в коридор и подожди меня там, – я сложил ладони перед грудью в молитвенном жесте. – Пожалуйста, Кошка, очень тебя прошу.
После того приступа, когда она попала в больницу и едва не угодила в «обезьянник», у девушки развилась настоящая мания ей казалось, что она должна быть всегда рядом со мной, что произойдёт нечто ужасное, если я оставлю её хоть на минуту.
– Но только на минуту, – помрачнела она.
Когда она прикрыла за собой дверь, я повернулся к Хоме:
– Что хотел сказать? Откуда у нас с тобой совместные секретные дела?
Он поманил меня к себе и когда я оказался в шаге от него, он очень тихо произнёс:
– Твоя Кошка становится квазом. В курсе, кто это?
У меня по коже поползи холодные мурашки, когда услышал его слова.
– Да, – кивнул в ответ, – в курсе. Но из-за чего?
– Точно не из-за лечения, не нужно на меня так смотреть. Или у неё организм излишне восприимчив к живчику и случилось банальное отравление, или она приняла жемчужину, – он пристально посмотрел мне в глаза. – Она не хиггер случайно?
Врать знахарю? При такой постановке вопроса любые мои слова дадут ему ответ на него.
– Да…
– Как это случилось? Не подумай, что выпытываю ради каких-то меркантильных целей. Просто мне самому интересно, как целителю.
– У меня была красная жемчужина. Я решил, что если Кошка съест её, то ей станет легче даже без живчика. И с ранами поможет.
– Да уж.
– Я ошибся?!
– Не то, чтобы ошибся. Иногда – не всем и не часто – жемчужина помогает, особенно новичкам. Но она же на них и действует сильнее, увеличивает риск внешнего перерождения, изменения тела. М-да.
– Ей чем-то можно помочь?
