и не пришел. Тетя его была обеспокоена состоянием своего племянника. Она поймала меня в коридоре и просила зайти к ним в дом.
Поэтому после пар я сразу поехал к Тимуру. Честно говоря, я не знал, как вести себя с людьми, которые теряют своих близких. Не знаю, что сказать, как поддержать. Но Лиза сказала, что достаточно просто быть рядом, чтобы человек не чувствовал себя одиноким. Уверяла меня, что с виду Тимур весь такой сильный эмоционально, но на самом деле он очень хрупкий. И, вооруженный такой информацией, я нажал на звонок двери Тимура.
Парень открыл мне не сразу. Я томился уже минуты три, но, наконец, дверь с противным скрипом открылась. Тимур за последние дни сильно исхудал, побледнел, а темные круги настолько выделялись вокруг его глаз, что можно было принять за синяк. Он был в той забавном пижаме с черепушками, что однажды я заметил. Парень сощурил глаза, вглядываясь в мое лицо.
- Чего тебе? – сонным голосом спросил он.
- М-можно пройти?
Тимур с минуты задумался, но потом все же отошел, давая мне пройти в квартиру. Я сел на диванчик, чувствуя ужасную неловкость. Надо бы что- нибудь такое сказать…
- По поводу…
- Что будешь пить? – Тимур прошел к кухне.
- А?
- Чай, кофе, воды? – раздраженно перечислял мизантроп.
- Воды, пожалуй.
Тимур бросил мне бутылку минералки, сам же устроился возле меня. Он убрал ноги под себя, в руках обнимал маленькую подушку. Он взял с низенького стола пульт и включил телевизор. Начал щелкать кнопки пульта, хотя не был уверен, что ему интересно смотреть что-либо.
- Как ты? – тихо спросил я. Открыл бутылку и нервно делал глотки.
- Хорошо, - мрачно ответил он, не переставая щелкать пульт.
- Не похоже.
- Лучше скажи, зачем пришел.
Я вновь начал глотать воду. Почему-то ужасно сохло горло, находясь рядом с Тимуром.
- Я слышал, что умер Рома, - начал я говорить. – И что ты не пошел на его похороны. Знаешь, мне кажется, что ты должен навестить его могилу. Ну, там выплакаться, выпустить все скопившиеся эмоции. Ты это знаешь лучше меня, конечно.
Я думал, что Тимур вскочит на ноги. Наорет на меня, что-то типа: «ты меня не понимаешь, да что ты можешь знать»; но ничего подобного не произошло. Парень никак не реагировал на все то, что я говорил. Сдается мне, что я не первый человек, кто говорит ему это.
Я глубоко вздохнул.
- Слушай, ты не должен винить себя. Рома покончил собой, потому что был слабым и нерешительным.
Наконец, Тимур выключил этот раздражающий телевизор, отложил пульт и повернулся ко мне лицом.
- По-твоему, - заговорил он, - человек, покончивший собой, слабый и нерешительный? То есть, нужно быть слабым и нерешительным, чтобы лишить себя жизни?
- Каждый может умереть, - пожал я плечами. – Любой может лишить себя жизни, но вот оживить – ни разу. Потому мы должны ценить жизнь, какова бы она не была тяжелой.
Тимур опустил голову и сильнее сжал подушку. В любой другой ситуации он бы нашел, что мне ответить, но не сейчас. У него не осталось сил, видно было, что он все эти дни не спал, что он изнурил себя своими собственными же мыслями.
- В любом случае, - тихо говорил я, - Рому не вернуть, а тебе надо дальше двигаться. Ты не можешь всю жизнь думать, что его смерть – это твоя вина.
Тимур вздохнул и поднял на меня взгляд.
- С чего ты вообще взял, что я обвиняю себя?
- Весь твой вид об этом говорит.
- Ты плохо разбираешься в людях.
- Возможно. Но сейчас я уверен в том, что говорю.
- То же мне психолог, - фыркнул Тимур. – Если тебя беспокоит мое состояние, не боись, я в норме.
- Но твоя тетя и Лиза беспокоятся о тебе. Они не уверены, что ты в норме. И, между прочим, я также думаю. Если хочешь, мы с тобой можем вместе пойти на кладбище.
Тимур поежился, смотрел в упор в пол. Я дотронулся до его руки, потом решительно сжал ее. Парень с недоумением смотрел на мою ладонь, но не отряхнул ее. Тут до меня дошло, что, возможно, он нуждался в объятиях. Поэтому придвинулся к нему поближе и нерешительно приобнял за плечи.
- Что ты делаешь? – недоумевал Тимур.
