Хаген и Роман остановились у перил и стали смотреть вниз на зал тюремного блока. Охранники прекратили разгон заключённых, но остались в зале, следя за их передвижениями.
– Камрад, ты зачем на тренажёры полез? Здесь всё поделено между ниггерами и латиносами. То же самое с телевизорами в комнате отдыха. Не вздумай переключить канал, если телек смотрят чёрные или латиносы. Можешь очнуться на столе у доктора Броковски с заточкой в боку. Или вообще на том свете.
– То есть на тренажёры нельзя?
– Вообще никуда нельзя. Здесь всё принадлежит или латиносам, или чёрным.
– А белым? – как всегда невпопад спросил Хаген.
– Белым принадлежит весь остальной мир за пределами тюрьмы. Но здесь мы никто. Есть в этом некая вселенская справедливость, а, камрад?
Хаген вынул из носа засохшие тампоны. Мусорных корзин на этажах не было, пришлось положить их в пакет.
– Есть ещё третья банда, – продолжил Роман. – Ну, как банда… Скорее, стая. Стая белых супремасистов[9]. Зовут себя «Дикие парни». Жалкое сборище качков, которых не трогают ни чёрные, ни латиносы только оттого, что «Дикие парни» держатся вместе, а зачинщиков драки с ними накажут охранники. У белых хорошие связи с администрацией. Вообще-то тебе, как белому, полезно с ними дружить, если хочешь получать ништяки с воли.
– И зачем мне это знать? – простонал Хаген.
– А затем, что они не любят белых, которые тусят с ниггерами или латиносами. Короче, ты даже белым занозил. Тот чувак, который тебя толкнул у лестницы, и есть главарь «Диких парней». Он послал тебе намёк, да ты его не понял. Короче, ты только появился здесь и сразу перед всеми накосячил. Даже наш Джимми разозлился.
Хаген привычно схватился за голову:
– Мать вашу, я ничего не понимаю. Я не хочу быть в банде, или под бандой, или продвигать превосходство белых… Я вообще не хочу здесь быть. И… и почему ты используешь слово на букву «н»? Разве можно так отзываться об афроамериканцах?
– Когда ниггеры не слышат – можно, – хмыкнул Роман.
Они вошли в свою камеру. Майк тут же упал на кровать, закрыл лицо руками и уткнулся в подушку, от которой пахло какими-то дезинфицирующими химикатами.
Роман посмотрел на стену, где ранее висела страница из порножурнала:
– Эй, а куда моя подружка делась? Неужели ушла к другому?
– Фотографию Джимми забрал, – пробубнил Хаген в подушку. – Он назвал тебя богомерзким мудаком.
Роман огляделся и присел на корточки. Потом встал на колени и залез под свою койку. Вылез оттуда с порнографическим журналом:
– Джимми – хороший парень. Нам с ним ещё работать предстоит. Так что не зли его.
Хаген сел на кровати и удивлённо посмотрел на Романа:
– Ты о чём?
Роман пролистал журнал, нашёл разворот. Аккуратно отогнув скрепки, вытащил лист. С оборотной стороны обложки отклеил кусочек липкой ленты и повесил листок на стену:
– Слушай, камрад, этот твой Гонсало в натуре el puto, он оказал тебе плохую услугу. Если ты на воле не был в банде, то тебе нет нужды вступать в банду здесь или вставать под их защиту. Был ты по жизни сам по себе, вот и оставайся сам по себе. Но есть в произошедшем и хорошая сторона: ты познакомился со всеми тремя нашими работодателями.
– Чего-чего?
– Камрад, настало время рассказать, почему тебя подселили именно ко мне…
Глава 21. Неси свой квест
Надежда – вот что делает нас сильными. Из-за неё мы здесь. Из-за неё мы продолжаем драться, даже когда всё потеряно.
Роман, почесав нос, начал издалека:
– Как я и упоминал, тут отбывают срок несколько главарей банд. Латинос Фино и афроамериканец Форд – это только самые активные представители.