Текущий статус: пожизненный заключённый и чемпион деревянного ринга.
– Защита? Это ещё что за подарок? Дем…
– Очень редкая способность мышечного каркаса человеческой особи. Требует тяжёлого телосложения и долгой тренировки, – мысленно ответил незримый помощник.
– Короче, это броня у него что ли?
– Можно и так сказать. До семидесяти процентов силы твоего удара будет поглощаться этой так называемой броней.
– Святой Айэн! Почему я только сейчас об этом узнал?
– Потому, чувак, что ты ещё не встречал таких бойцов, как Удав.
– Эту защиту можно пробить?
– Конечно, каждый твой результативный удар будет понижать её на единицу-другую.
– Не густо.
– Ты владеешь большим количеством приёмов, комбинируй их, увидишь, что не так уж и высока эта цифра.
– А что, если…
– Эй, ну начинайте уже, – крикнул Блинки Палермо из темноты. – Динь-донг! Ха-ха!
Удав тут же разомкнул руки. Расставив их по-медвежьи, он двинулся на Хагена. Майк принял стойку и провёл первый удар. Удав легко уклонился, продолжая наступать. Главное, не попасть в его захват: сломает позвоночник.
Хаген отступил к ограде, изучая повадки противника. С ним он ещё не дрался, поэтому не знал, чего ожидать. Но много слышал о его победах: Удав «душил в объятьях».
Так быстро и даже прозаично начался последний бой Майка «Бьорна» Хагена на деревянном ринге.
Как Хаген и предполагал, в первые минуты боя происходил не бокс, не драка, а его попытка убежать от асфальтового катка. А то, что Удав был молчаливым, лишь изредка пыхтел и гукал что-то неопределённое, как гигантский спящий младенец, добавляло его фигуре нереальности.
Двигался Удав не слишком быстро, но был способен совершать резкие и проворные скачки, даже выпады, одновременно раскрывая свои смертельные объятья, как некий гигантский робот-трансформер, созданный из самого большого экскаватора в мире. Ручищи Удава со свистом шли на сближение. Достаточно было просто попасть между ними, чтобы навсегда потерять здоровье, а то и жизнь.
Теперь понятно, почему никто не мог его победить: этого неуязвимого монстра нужно долго-долго молотить, прежде чем он разожмёт объятья. И это никому не удавалось: кубинец дожимал быстрее.
Несколько раз Хаген начинал атаку, но вынужден был отходить: слишком опасно. Он уже сталкивался с таким типом противников, как Удав, хотя борцы были редкостью для тюремной драки. Ну не любили заключённые тискать других заключённых на виду у остальных. Эта редкость добавляла Удаву опасности.
Ещё Хаген сделал вывод, что подобная беготня от удушающих приёмов – это то, что пытались делать все бойцы до него… Все они проигрывали именно из-за такого решения. Ведь со своей нечеловеческой устойчивостью к ударам Удав мог гоняться за жертвой гораздо дольше, чем та могла от него убегать. Выносливость Хагена тоже рано или поздно сломалась бы.
Нет, тут нужно что-то иное. Тоже начать бороться? Но с Удавом это ещё бессмысленнее, чем бегать.
– Эй, у нас тут не Бостонский марафон! – закричал кто-то из зрителей.
– Да, – подал голос Блинки Палермо. – Если бы я хотел смотреть как ты, Синеглазка, бегаешь, отправил бы тебя на полигон для дрессировки сторожевых собак.
– Это не бегство, сэр, – ответил Хаген. – Это стратегические манёвры.
– Кончай маневрировать, а то начинаешь нервировать.
Хаген и Палермо привыкли обмениваться репликами во время боя. Хаген даже убедился, что директор тюрьмы по-своему мудр. Конечно, он злодей и не совсем нормален (будто во всей этой системе есть кто-то нормальный), но в том, что он устроил в своей тюрьме, имелся баланс. Драчуны дрались, не давая своим пристрастиям выйти за пределы ринга. По крайней мере, настолько, насколько это происходило в других тюрьмах. Поэтому тюрьма Палермо считалась самой тихой в США, при том, что здесь содержались опасные преступники.
Прекратив отступление, Хаген сосредоточился, поднырнул и нанёс свой коронный удар рукой.
Кубинец не только заблокировал удар. Он, перехватив руку Хагена, вывернул её, потянул на себя, выставив навстречу свой покатый лоб. Их головы встретились. Крики зрителей мгновенно стихли, вместо них Хаген услышал треск собственного черепа, который перешёл в звон. «Вот это мастерский удар головой…» – успел оценить Хаген.
