Затем служил четыре года на флоте. После этого МГИМО уже перестал меня привлекать. Решил идти на философский факультет. Приехал, сдал экзамены и поступил.
"ЗАВТРА". Такие заряженные люди, как вы, попадались на вашем пути среди студентов, аспирантов, учеников? Можно было разглядеть сразу тех, кто попал на волну и полетел по судьбе?
Фёдор ГИРЕНОК. Редко, но встречались.
"ЗАВТРА". Что удивляло в студенческие годы: когда проходил мимо кабинетов института и доносились обрывки разговоров, внутри, то практически никогда не слышал философских бесед — либо про политику, либо про дачи. С другой стороны, понятно, что после долгих лет преподавания сложно говорить о философии и философах, это уже ремесло, а не часть жизни. А дача и политика — реально волнуют…
Фёдор ГИРЕНОК. Ну дача и меня волнует. У меня нет дачи. А жить нужно на даче, то есть в деревне. В городе не живут, а работают.
Преподавание — это ужасно трудная профессия, ведь преподаватель принужден непрерывно говорить. А говорить — не значит думать. Преподаватели не думают. Поэтому они боятся, что если они перестанут говорить, то тогда будет видна вся их пустота. Вот они и крутятся, как белка в колесе. Вот они и говорят непрерывно на языке другого.
Чтобы мыслить, человек должен встретиться с собой, почувствовать себя. В ином случае ты никогда не сможешь говорить от своего имени. Ты всегда будешь говорить на языке другого, всегда будешь пересказывать прочитанные тобой книги.
Главное, что можно делать в этом мире — пытаться говорить на своём языке и от своего имени. Но для этого нужны определенные условия, а социум старается лишить нас этих условий. Любое общество устроено так, чтобы человек никогда не оставался наедине с собой. Потому что, когда он наедине с собой, им трудно манипулировать. Человек мыслит в одиночестве, хотя и живёт социально. Конечно, он выдвинет свои фантазмы, придумает свой мир, но именно поэтому им трудно управлять. Социум делает всё, чтобы занять человека.
"ЗАВТРА". Был момент в жизни, в 91-м году, когда я специально спрятался ото всех в деревне на несколько дней, молчал, даже с соседями не здоровался. С тех пор всё время говорю. А кроме говорения появились ещё гаджеты — идут звонки, письма, я постоянно на волнах коммуникации. И иногда мне больно, кажется, что ещё один сигнал сообщения, и я просто спрячусь под стол. А ведь так почти все сейчас живут…
Фёдор ГИРЕНОК. Для меня "коммуникация" — ругательное слово. Почему? Потому что условие любой коммуникации — это ложь. Надо уметь говорить, надо уметь врать. Коммуникация — болезнь современного человека. Когда ты говоришь, ты открыт миру, он тебя поймал. Когда ты молчишь, у тебя есть шанс уйти от него, попробовать открыться самому себе. И все эти "коммуникативные повороты" лишают людей возможности быть людьми. Коммуникация мыслима вне связи с человеком. В коммуникации все равны: микробы, животные, растения, роботы и люди.
"ЗАВТРА". И гигантская цифровая трансформация проходит безо всякого внутреннего сосредоточения. Да, мы обсуждаем, сколько в гаджете гигабайтов, как за нами будут следить, спорим о контроле и электронном концлагере, но всё это внешнее. А стоит обратить внимание на глубинные вопросы, связанные с функционированием организма, с тем, как в итоге будем общаться друг с другом…
Фёдор ГИРЕНОК. Люди вступили в полосу очень странного своего существования. Мы встретились с тем, причиной чего мы являемся, но чем мы не можем овладеть. Мы положили произвол в основание своих действий и в результате получили технику, произволу которой теперь подчиняемся. Как сказал один философ, мы теперь жители городов. Мы обезьяны цивилизации. Это наше существование чревато катастрофой. Я пессимист. Я скептически отношусь ко многим вещам, я не верю в прогресс. Не верю в искусственный интеллект, понимая, что сознание и интеллект никак не связаны.
Меня сейчас занимает не наука, а искусство.
"ЗАВТРА". Искусство говорит больше, чем наука?
Фёдор ГИРЕНОК. Да. Вот я читаю известную статью американского теоретика неоавангарда Клемента Гринберга "Авангард и китч". Смысл статьи предельно прост. Герой статьи — русский крестьянин, который выбирает между Пикассо и Репиным, и конечно, делает выбор в пользу Репина. И дальше Гринберг рассуждает — авангард требует культуры, образования. Ну, ладно, вот все получили образование, развили вкус, что теперь? И Гринберг говорит замечательную вещь — всё равно у крестьянина, получившего образование, не будет свободного времени для созерцания. А раз нет времени для созерцания, то я, образованный, не смогу извлечь смысл, и я начинаю жить в мире без извлечения смысла, ничего не понимая. И сегодняшние информационные потоки сделаны так, чтобы я вообще отказался от сознания, чтобы я ничего не понял. Но я не машина, которая обрабатывает бесконечное множество информации. Я устроен так, что мне нужны смыслы.
"ЗАВТРА". И всё же русский авангард — это не американский авангард. Вы согласны?
Фёдор ГИРЕНОК. Что не понимает тот же Гринберг? Что Кандинский — это не Джексон Поллок. У Кандинского сверхсмыслы, сверхзадачи, он делает коперниканский переворот в искусстве. Кандинский говорит, что люди остаются людьми в силу удивительной вещи, которую он называет вечной художественностью. Даже деревенский дом сделан у нас так, как делают картину: лавка, красный угол. Ты входишь в дом, как в картину. Человек этот ток вечной художественности не выбирает, и нам его не дано заглушить. Мы отворачиваемся от предметов с тем, чтобы увидеть не предметы, а первообразы, которые проходят через нас. Вот смысл русского авангарда, вот чем он отличается от американцев. Американцы стирают границы
