класса, а затем превратились в особую социальную и демографическую категорию, которая монополизировала, подмяла под себя целый ряд профессий, отбросив средний класс и образованную часть рабочего класса вниз по социально-экономической лестнице.
Весьма поспособствовала тому, чтобы «образованные просто одолели» (М. Ножкин) информационно-коммуникационная революция в научно-технической сфере и неолиберальный курс («рейганомика») в социально-экономической. В результате новый средний класс обернулся новым верхнесредним или просто новым верхним классом, необуржуазией. Прав Брукс: так завершился процесс слияния ценностей контркультуры 1960-х и буржуазного мейнстрима. Можно сказать иначе: контркультура 1960-х – начала 1970-х годов объективно стала средством создания, кристаллизации новых групп буржуазии, адекватных новому этапу развития американского и западного в целом общества. Препарированная контркультура, как то ни парадоксально, стала для части образованного меньшинства социальным оружием в борьбе за место под солнцем отчасти против старой буржуазии (но только от очень небольшой части) и, главным образом, против старого среднего слоя и образованных работяг.
Есть существенная разница между критикой буржуазных ценностей такими, например, людьми, как Синклер Льюис, Торстейн Веблен, Джон дос Пассос, Эрнест Хемингуэй, с одной стороны, и контркультурной критикой, с другой. Последняя с её ультраиндивидуализмом, нарциссизмом, презрением к работягам и «мидлам» была хорошо приспособлена для присвоения, поглощения её Системой и погашения бунта. «С тех пор, как буржуазия приспособила под себя культуру 1960-х – пишет Брукс, – такой бунт утратил актуальность. Когда богемные символы поглотил мейнстрим, они утратили свой контркультурный пафос». И весь этот пафос в конечном счёте, ретроспективно оказался всего лишь орудием молодой, хищноэгоистичной фракции среднего слоя в борьбе за то, чтобы подняться над основной массой этого слоя.
Со временем в руках этого слоя контркультура «материализовалась» в виде единства прибыли, ренты и властного/информационного контроля, в виде карьеры, путешествий, «раскрытия собственного я» – прежде всего опять же в карьере и получении престижной работы. «Белл полагал, что наблюдает закат буржуазии, – пишет Брукс, – однако складывается впечатление, что буржуазия получила новое рождение, поглотив богему и будучи поглощённой богемой с её творческой энергии». Здесь Брукс противоречит самому себе, поскольку прекрасно показывает нетворческий характер бобо – буржуа богемного типа. И говорить нужно не столько о новом рождении, сколько о весьма специфическом обновлении, когда изнанка и лицевая часть меняются местами. Бобо – это такое же «новое рождение» для буржуазии, как финансиализм – для капитализма, т.е. вырождение и путь вниз. Но бодрый пенсионный возраст себе на несколько десятилетий буржуазия в виде бобо, похоже, продлила.
Синтез контркультуры и буржуазности породил новые социальные коды как средство отсечения социально чужих от общественного пирога, новую социально-политическую корректность и новую иерархию, намного более жёсткую и хищную, чем в 1960–1960-е годы и связанную с наличием/отсутствием престижной работы, престижных форм отдыха, быта, иными словами – структур повседневности, выстроенных с определённым вкусом и, в свою очередь, этот вкус порождающие.
Детально описывает повседневную жизнь и вкусы бобо-элиты Д. Брукс. Он начинает с простого наблюдения: заклянем, пишет он, в обычную американскую школу, а затем – в элитарную. В первой рядом с детьми 7–10 лет мы увидим женщин 28–32 лет и мужчин чуть постарше, тогда как в элитарных школах это будут женщины хорошо за 30 или даже 40-летние, а мужчины вообще могут быть 50-летними. Если в старых богатых семьях женщины рожали в том же возрасте, что и простолюдинки тогда и сейчас, то представительницы НВК рожают в 30–32 года, а то и старше. К родам, как и к здоровью в целом (уровень холестерина, давление, диета и т.п.), а следовательно к спорту, отношение в НВК совершенно особое.
Новые богатые живут в качественно ином информационном мире по сравнению с тем, в котором жили старые богатые и нынешняя мейнстримная Америка. В последней люди почти не читают газет, нередко просто плохо понимают то, что в них написано (ну прямо как наш Черномырдин, а ещё раньше такие члены брежневского Политбюро как Кирилленко и Подгорный), зато много смотрят телевизор (35 часов в неделю), но не новости, а ток- шоу, по сравнению с которыми будто бы проходящие под лозунгом «тупой и ещё тупее» программы каких-нибудь корчевниковых или малаховых покажутся верхом интеллектуальной игры.
Особое место в жизни НВК занимает планирование будущего детей: они учатся в элитарных школах среди себе подобных и принципиально отсечены от реальной жизни обычной Америки. Из элитарных школ они поступают в элитарные университеты. Как показал в работе «Власть привилегии» («Power of privilege») Дж. Соарес, в 1990-х 79% студентов из колледжей и университетов первого уровня, т.е. самых престижных и богатых, вышли из верхних 25% американского общества, тогда как из нижних 25% – только 2%. В элитарных школах верхушка варится в собственном соку, её образование принципиально отделано от повседневного опыта людей.
В социально-экономическом плане классовый профиль высшей школы США резко изменился по сравнению с 1960-ми годами. Дело теперь не только в деньгах, но и в ином. Из-за плохого, низкого уровня американских школ помимо денег у детей из нижних и даже нижне-средних групп не хватает определённых культурно-интеллектуальных качеств для обучения в элитарных университетах – ни абстрактно-логических способностей для обучения на технических и естественно-научных факультетах и развитой речи для обучения на гуманитарных факультетах.
Когда в 2007 г. я читал лекции в одном из американских университетов (весьма престижном), я познакомился с профессором философского факультета этого университета. На мой вопрос: «Наверное, ваш факультет не пользуется популярностью? Кого интересует в нынешней Америке философия?» я получил следующий ответ: «Философия, действительно, мало кого интересует. Но факультет пользуется популярностью. Здесь учат тому, чему не учат в школе и что совершенно необходимо для бизнеса, административной службы и политической карьеры – а именно умению рационально
