Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

поддержало позицию «левых коммунистов» и 16 — позицию Троцкого.

Тезисы были опубликованы только 24 февраля, когда большинство ЦК встало по вопросу о подписании мира на ленинскую позицию [172].

Из этого видно, какие глубокие расхождения вызывали в руководстве партии и как сложно было Ленину в небольшом меньшинстве убеждать опытных, умных и мотивированных и верных людей.

Ленин обращается к разным общностям с теми доводами, которые являются приоритетными для каждой общности. Эти доводы — представления, которые формулируют оппозицию в диалоге в обсуждении важной ценности конкретной общности. Таким образом, суждения Ленина сразу привлекают внимание соответствующей группы, активизируют рефлексию и вызывают внутренний диалог в этой общности. В этих суждениях Ленин не убеждает группу множеством доводов, а говорит о главном в группе товарищей, попутчиков, оппонентов или противников. Другие доводы, важные для других групп, они обдумывают позже.35

Как пример, приведем обращение Ленина к левым большевикам, которые считали долгом Советской России начать революционную войну против Германии, чтобы поддержать немецких коммунистов, а не заключать «похабный» мир с империализмом. Вот фрагмент его статьи «О революционной фразе» 8 февраля 1918 г.:

«Революционная фраза есть повторение революционных лозунгов без учета объективных обстоятельств, при данном изломе событий, при данном положении вещей, имеющих место. Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, — почвы под ними нет, — вот суть революционной фразы…

О необходимости готовить революционную войну — в случае победы социализма в одной стране и сохранения капитализма в соседних странах — говорила наша пресса всегда. Это бесспорно.

Спрашивается, как пошла на деле эта подготовка после нашей Октябрьской революции?

Эта подготовка пошла так, что нам пришлось армию демобилизовать, мы были вынуждены это сделать, вынуждены обстоятельствами столь очевидными, вескими, непреоборимыми, что не только не возникло “течения” или настроения в партии против демобилизации, но и вообще ни одного голоса против демобилизации не поднялось. Кто захочет подумать о классовых причинах такого оригинального явления, как демобилизация армии Советской социалистической республикой, не окончившей войны с соседним империалистским государством, тот без чрезмерного труда найдет эти причины в социальном строе мелкокрестьянской отсталой страны, доведенной после трех лет войны до крайней разрухи. Демобилизация многомиллионной армии и приступ к созданию на добровольческих началах Красной Армии — таковы факты.

Сопоставьте с этими фактами слова о революционной войне в январе-феврале 1918 года, и вам станет ясна сущность революционной фразы.

Если бы “отстаивание” революционной войны, скажем, питерской и московской организацией не было фразой, то мы видели бы с октября по январь иные факты: мы видели бы решительную борьбу против демобилизации с их стороны. Ничего подобного не было и в помине.

Мы видели бы посылку питерцами и москвичами десятков тысяч агитаторов и солдат на фронт и ежедневные вести оттуда об их борьбе против демобилизации, об успехах этой борьбы, о приостановке демобилизации.

Ничего подобного не было.

Мы видели бы сотни известий о полках, формирующихся в Красную Армию, террористически останавливающих демобилизацию, обновляющих защиту и укрепление против возможного наступления германского империализма.

Ничего подобного не было. Демобилизация в полном разгаре. Старой армии нет. Новая только-только начинает зарождаться.

Кто не хочет себя убаюкивать словами, декламацией, восклицаниями, тот не может не видеть, что “лозунг” революционной войны в феврале 1918 года есть пустейшая фраза, за которой ничего реального, объективного нет. Чувство, пожелание, негодование, возмущение — вот единственное содержание этого лозунга в данный момент. А лозунг, имеющий только такое содержание, и называется революционной фразой.

Дела нашей собственной партии и всей Советской власти, дела питерцев и москвичей большевиков показали, что дальше первых шагов к созданию Красной Армии из добровольцев пойти пока не удалось. От этого неприятного факта, но факта, — скрываться под сень декламации и в то же время не только не препятствовать демобилизации, но и не возражать против нее, значит опьянить себя звуком слов.

Характерным подтверждением сказанного является тот факт, что, например, в ЦК нашей партии большинство виднейших противников сепаратного мира голосовало против революционной войны, голосовало против и в январе и в феврале. Что значит этот факт? Он значит, что невозможность революционной войны общепризнана всеми, не боящимися глядеть правде в лицо» [166, с. 343-345].

Вторая часть статьи обращена к более широкой аудитории. Убедительность ее опирается на здравый смысл, Ленин показывает, что сторонники революционной войны исходят из благородной нравственной ценности, но их представления о реальности иллюзорны:

«Взглянем на отговорки. Германия не “сможет наступать”, не позволит ее растущая революция. Что германцы “не смогут наступать”, этот довод миллионы раз повторялся в январе и начале февраля 1918 года противниками сепаратного мира. Самые осторожные из них определяли — примерно, конечно, — вероятность того, что немцы не смогут наступать, в 25-33 %. Факты опровергли эти расчеты. Противники сепаратного мира очень часто и тут отмахиваются от фактов, боясь их железной логики…

Заявление же некоторых из наших товарищей: “германцы не смогут наступать” было фразой. Мы только что пережили революцию у себя. Мы все знаем отлично, почему в России революции было легче начаться, чем в Европе. Мы видели, что мы не могли помешать наступлению русского империализма