чего истекают кровью и рассыпаются на части, а затем сходят на нет в заумном эссе, с которого начинается роман». Мистер Филд склоняет голову (и мы вслед за ним) перед новым витком в эволюции жанра, который, по мнению многих критиков, давно умер.
Однако писатели и читатели благодарны Набокову не столько за созданные им новые формы, сколько за его бесподобную уверенность в английском языке, которая ощущается в каждой его книге.
Нам слишком долго твердили о достоинствах простого и ясного стиля (Хемингуэй и Моэм). Сбитые с толку, мы позабыли, что простой и ясный язык нередко бывает вялым и дряблым (по иронии судьбы, этот стиль предпочитали самые хваленые и мужественные авторы). Набоков продемонстрировал, что педантизм может быть щегольски изысканным, а экстаз и великолепный юмор не худшие наложницы. Филд справедливо напомнил нам, что Набоков — один из остроумнейших писателей нашего времени.
Завершая столь необходимое для нас исследование, мы вынуждены переместить выбранный эпиграф в конец текста: «Подходить к романам Набокова без полнейшего смирения не просто самонадеянно, но и глупо». По-моему, слишком сильно сказано. Изречение отдает ученым джойсопоклонством, превращающим сатирические и очень человечные книги в сакральные тексты. Набоков дарит нам радость. Правда, весьма своеобразную, представляющую собой смесь любовной интриги с шахматной задачей. В «Поминках по Финнегану» встречается выражение «crossmess parzle» — помесь рождественского подарка (Christmas parcel) с паззлом из кроссворда (crossword puzzle). Эта радость сродни удовольствию, которое мы получаем от Рабле, Стерна, Пруста и Джойса. (Набоков добавил бы к ним Пушкина.) Благодаря Набокову, Америка влилась в великий поток мировой литературы, хотя Набоков
The New York Times Book Review, 1967, July 2, p. 1, 20
Дурные сны Уильяма Берроуза
William S. Burroughs Cities of the Red Night. Holt, Rhinehart Sc Winston, 1981
© Перевод Анна Курт
Я с интересом прочел все написанное Уильямом Берроузом и нередко был глубоко восхищен им. Он очень самобытен. Он слывет певцом наркомании («Голый завтрак» в ряду прочего рассказывает о власти наркоторговцев, которые могут вас съесть на завтрак живьем). Во всех его книгах присутствует элемент научной фантастики; Берроуз везде узнаваем: голубой огонь вспыхивает из зада, оргазмы чрезвычайно красочны, насилие совершается весьма небрежно. Мы имеем дело не с реальными событиями, а скорее с поэтическими символами ужаса. К сожалению, сундук с его символами наполовину пустой, и повествование нередко кажется довольно однообразным.
Именно поэтому я считаю роман «Города красной ночи» неудачей. Когда на каждой странице нам упорно показывают совокупления гомосексуалистов, вскоре начинаешь зевать. Автор с увлечением описывает, как собирают сперму у повешенных; «сексуальные удушения» — еще одна назойливая и быстро приедающаяся тема.
Теперь читателю хотелось бы узнать, о чем все-таки эта книга. В предисловии автор дурачит нас, рассказывая вымышленную историю капитана Миссьона, который упоминается в книге Дона С. Сейтца «Под черным флагом». В середине XVIII века капитан Миссьон организует пиратское братство. Он поднимает не черный флаг, а белый флаг свободы, убежденный в том, что пираты помогут защитить новую свободу от тирании государства, а Южная Америка — хорошая экспериментальная площадка для изучения человека.
Одна из сюжетных линий романа, в котором переплетаются разные исторические периоды, рассказывает о команде пиратского судна. Они провозглашают свободу, избавляясь от продажных политиков и тиранов с помощью смертельных доз опиума, и проповедуют терпимость ко всем сексуальным извращениям.
Мечта о новом Эдеме, конечно, разбивается вдребезги в нашем падшем мире. Вымышленные города, когда-то находившиеся в пустыне Гоби, становятся рассадниками ужасной болезни, связанной с сексом. Она вызывает отвратительные язвы и извержение семени.
В главах, относящихся к нашему времени, мы вновь встречаемся с Клемом Снайдом по прозвищу Частная Жопа (некоторые персонажи прежних книг Берроуза смешиваются с новыми героями, в том числе с доктором Бенвеем, который однажды заявил, что его первой любовью был рак). Снайд изучает магическую казнь и сам «практикует магию». Позже, где-то вроде Мехико, он получает фантастические книги, рассказывающие о фантастических городах красной ночи, и тогда XVIII и XX века совмещаются.
Если искать мораль в этом запутанном повествовании, то намек на нее можно увидеть в последнем абзаце:
Я вспомнил свой детский сон. Я иду по прекрасному саду. Но когда я пытаюсь дотронуться до цветов, они вянут прямо у меня под руками. Свет заслоняет громадное грибовидное облако, и кошмарное ощущение безысходности захлестывает меня. Немногие успеют пройти сквозь врата. Я, как и Испания, привязан к прошлому[280].
