против Соединенных Штатов и Канады, он совершил «импульсивный побег» в американское посольство в Риме. И хотя спустя три месяца он совершил другой импульсивный побег – в советское посольство в Вашингтоне, – достоверность его информации была подтверждена другими перебежчиками. Одна из вещей, которую он поведал американцам за то прискорбно малое время, какое он был у них в руках, это развязка с «Фэрвелом» и его связанная с этим психологическая травма, которая первоначально толкнула Юрченко на побег[62].
Согласно Юрченко, было неудивительно, что «Фэрвел» не только сразу признался в шпионаже в пользу Франции, но воспользовался случаем, чтобы заклеймить режим и воздать хвалу Западу. Он написал длинный документ под названием «Признания предателя», которое по своей остроте воскрешает в памяти «Я обвиняю» Эмиля Золя. Острейшей критике он подверг службу, в которой работал. Первое главное управление КГБ, заявил он, «совершенно разложилось, пропитано алкоголизмом, коррупцией и деспотизмом». Его тирада заканчивалась словами: «Мое единственное сожаление в том, что мне не удалось нанести ещё больше ущерба Советскому Союзу и оказать ещё больше услуг Франции».
«Фэрвел» знал, что он обречен, но не каждый из обреченных встречает смерть как последний раунд борьбы. В его «Признании» отражены два аспекта его характера: и холодное презрение интеллектуала, и горячая славянская страсть сливаются в одно. Не последним из важных уроков, преподанных «Фэрвелом», является то, как он закончил свою жизнь.
Он улыбнулся бы тому, что случилось после его казни. Так, 5 апреля 1983 года французское правительство единым махом изгнало из страны 47 сотрудников советских спецслужб, действовавших во Франции под разными видами дипломатических прикрытий. Основную массу составляли офицеры «линии икс», взятые из списка двухсот пятидесяти, который был передан «Фэрвелом» в ДСТ за год до этого. Эта массовая высылка наделала много шуму и в западной прессе была напрямую связана с ударом, который до этого нанесли французам русские. За три месяца до этого французское посольство в Москве было вынуждено со стыдом признать, что КГБ шесть лет прослушивало связь с Парижем через «жучки», вмонтированные в посольские телетайпы таким образом, что русские читали сообщения до того, как они зашифровывались перед отправкой в Париж, и после того, как расшифровывались – после получения из Парижа. Высылки явились ответом на такое унижение, и этого не скрывали. На самом деле оба эти события никак не были связаны между собой. Советские разведчики были высланы, потому что месяцем раньше Раймон Нар и его коллеги получили подтверждение о смерти «Фэрвела», так что теперь можно было разрушать названную им сеть, не боясь навредить ему.
Хотя Кремль воздержался от ответных мер, КГБ старался отомстить за свое поражение и спустя долгое время после смерти «Фэрвела». Летом 1984 года они пытались заполучить в свои руки того самого бизнесмена, с которого всё началось – когда в конце 60-х был отремонтирован разбитый автомобиль. Бизнесмен получил письмо, написанное рукой жены «Фэрвела», в письме бизнесмену предлагалось приехать в Москву. Но эта очевидная ловушка была проигнорирована.
Имя этого бизнесмена, очевидно, упоминалось в качестве оперативного контакта «Фэрвела», когда тот был в Париже, и вовсе не значит, что его имя получили от «Фэрвела» во время допросов, перед смертью. И французский коммерческий представитель в Москве, возобновивший опасный контакт, и сотрудник аппарата военного атташе, который принял эстафету, доработали свои сроки в Москве, как было запланировано, и до возвращения домой, через год или два, их никто не трогал. «Фэрвел» продолжал служить Франции даже после того, как он уже больше не мог служить Западу.
Резидент
Олег Гордиевский – это третий гигант из длинного списка офицеров советской разведки после 1945 года, который отверг систему и стал служить Западу. И он единственный из этого трио остался жив. Пеньковского в начале 60-х и «Фэрвела» в начале 80-х поймал, пытал и казнил режим, который они предали. Гордиевский чудом сумел избежать той же участи благодаря собственному высочайшему профессионализму и, можно сказать, помощи со стороны британцев, на которых он прилежно работал более десяти лет, пока его тайна не потрясла Москву.
Все перебежчики, без пяти минут перебежчики и «агенты на месте», про которых сказано в этой книге, тоже не пигмеи. Гиганты же среди них те, чья значимость вышла за рамки их чисто профессионального занятия. 5500 совершенно секретных документов, которые полковник Пеньковский передал Западу, изменили военное мышление в странах НАТО и распутали загадку ракет на Кубе. 3000 документов «Фэрвела», в основном того же совсекретного качества, сблизили Францию с западным альянсом и побудили Запад забить тревогу по поводу масштабов советского технологического воровства и шпионажа. Гордиевский не принес с собой кип документов, когда ему пришлось бежать. Да в этом у него и не было необходимости. К этому времени он был и. о. резидента в Великобритании, возглавлял все операции в стране – второй по значению после Соединенных Штатов разведывательной цели Советского Союза. Он занимал ключевой пост, который обычно должен возглавлять генерал-майор, и в этом смысле Гордиевский был самым влиятельным из советских офицеров, когда-либо переходивших на Запад.
Вместо документов, которые передавали те два его предшественника, Гордиевский передавал уникальное знание внутреннего мира Кремля, которое было доступно ему в силу его высокого ранга и тех постов, которые он ранее занимал в своей карьере. Как у Пеньковского и «Фэрвела», у него была своя миссия. В его случае вклад в отношения между Западом и Востоком состоял не в военной или научно-технической информации, а в глубоком проникновении в умы советских лидеров. Некоторые из его открытий потрясали. Все вместе они помогли Западу изменить свои представления о советском режиме, и они работают до сих пор (напоминаем, что книга вышла в 1985 году. – Примеч. перев.).
Первым таким открытием в начале 80-х годов было то, что Запад даже не заметил, как он тогда прошел в опасной близости от войны. И дело было не во всплеске советской агрессивности, а в приступе паники. Гордиевский служил тогда в Москве, когда была запущена «Операция РЯН» – по начальным буквам
