пришло срочное сообщение о смерти министра обороны и члена Политбюро маршала Устинова. Сразу отложить визит? Его советники, включая Замятина, нынешнего (еще раз напоминаем, что книга вышла в 1988 году. – Примеч. перев.) советского посла в Лондоне, выступали за немедленное возвращение. Горбачев не спал до трех утра, обсуждая и взвешивая проблему. Наконец, он объявил свое решение: он поедет в Шотландию, но вместо двух дней пробудет там один. Это был поступок человека, который знает, чего хочет, и уверен в своих суждениях.
Успешный визит Горбачева наложил благоприятный отпечаток и на карьере Гордиевского. В следующем месяце, в январе 1985 года, его вызвали в Москву и открыто дали понять, что после отъезда полковника Никитенко он станет резидентом. С этой целью он был посвящен в личный код резидента, что означало высшее доверие. Однако через четыре месяца случился удар, после которого Гордиевский едва уцелел.
Утром 17 мая 1985 года для него пришла личная телеграмма. Звучала она вполне нормально. Ему было велено приехать в Москву для получения руководящих указаний на предмет вступления в должность резидента. В то время не было никаких оснований подозревать ловушку. Его последний визит в Москву, как и предыдущие, прошел гладко, и, по его мнению, не было видимых причин для подозрений против него, поэтому он решил подчиниться приказу.
Но как только он приземлился в Москве, Гордиевскому стало ясно, что за ним установлено наблюдение. Консультации на высоком уровне, ради которых он был якобы вызван, не проводились. За ним велась слежка, и, наконец, с ним провели устную проверку на лояльность. Но его собеседники, очевидно, не нашли подтверждений, которых искали, ибо его оставили на свободе. Тем временем жену и детей перевезли из Лондона в Москву, КГБ следил за каждым его шагом.
Гордиевский решил бежать и искать спасения на Западе. Ему нужно было принять нелегкое решение бросить семью, потому что знал: из кольца, смыкавшегося вокруг него, вчетвером не вырваться. На субботу-воскресенье он отправил семью за город. Жена ничего не подозревала. Сам же Гордиевский, проявив недюжинную решимость и высокий профессионализм, несмотря на плотную слежку, сумел осуществить план ухода на Запад, – план, который до сих пор не может быть раскрыт. 12 сентября МИД Великобритании объявил, что Олег Гордиевский попросил и получил политическое убежище в Великобритании.
Почему Гордиевский столь внезапно попал из фаворита в подозреваемые? Ответ на это не готов, и он появится, возможно, с будущими перебежчиками, которые служили в Центре в соответствующее время. Самый вероятный ответ состоит в том, что аналитики в Центре, анализируя утечки информации за предыдущие десять лет, сошлись на одном человеке в коротком списке подозреваемых. Ясно, что обвинений против него набиралось всё больше, но они были косвенными. Единственный сюрприз состоит, пожалуй, в том, что, несмотря на рискованность Гордиевского, КГБ не мог так долго поставить под вопрос его лояльность.
В качестве немедленного оперативного результата побега Гордиевского было выдворение 37 советских разведчиков из КГБ и ГРУ, работавших в Великобритании под официальными прикрытиями. Им по цивилизованным нормам дали три недели на сборы. Список включал шестерых дипломатов, семерых сотрудников торгпредства и пятерых журналистов. Это была самая большая операция такого рода после 1971 года, когда выслали 105 человек, и уступала такому же мероприятию по другую сторону Ла-Манша, когда по следам дела «Фэрвела» из Франции выдворили 47 советских шпионов[63].
Это что касается краткосрочных профессиональных последствий побега Гордиевского в Великобританию – шага, который он сделал, по словам премьер-министра Маргарет Тэтчер, потому что «пожелал стать гражданином демократической страны и жить в свободном обществе». Его долгосрочное значение во многом раскрывается этими словами. Гордиевский повернул на Запад не из-за обиды, разбитых амбиций или домашних неурядиц, не в результате подкупа или шантажа или ради материального благополучия.
Его решение сотрудничать с британцами, как он подчеркивал вскоре после совершения последнего шага, было отнюдь не легким; этот шаг нельзя расценивать и как следствие его безответственности и неустойчивости. Он сделал его, по его словам, только после долгой душевной и борьбы и пришел к выводу, что единственная надежда на прогресс для его страны лежит в демократии, а также в терпимости и гуманизме, которые несет демократия. Если человек действительно верит в это, по словам Гордиевского, он должен проявить смелость убеждений и действовать. Совершив свой шаг и помогая, как мог, сохранению безопасности и процветания Запада, он видел в этом залог того, что в один прекрасный день свобода может быть снова обретена и народами Советского Союза.
Как и «Фэрвел», Гордиевский отверг систему, в которой вырос и достиг высот, поскольку считал, что она предает русский и восточноевропейские народы. Он надеялся однажды увидеть глубокие реформы режима, озабоченного лишь сохранением власти правящей олигархии, власти расточительной и неэффективной, прикрывающей свои действия завесой террора и лжи. А пока таких реформ нет, считал он, он рассматривает режим как преступный в отношении своих граждан и угрозу всеобщему миру из-за его параноических идей и врожденного экспансионизма. И пока коммунистический джаггернаут[64] восстанавливает себя, его задача, считал Гордиевский, понятнее объяснить Западу устройство этой машины и её работу, чтобы Запад избегал ненужных столкновений с ней. Как и другие перебежчики, мотивы которых были чисто идеологические, Гордиевский стремился не разрушать мосты между Востоком и Западом, а строить их.
Примечания
1
