они большие, то маленькие, и полка с книгами имеет совсем не такой аккуратный вид, как в наши дни.
А есть ведь еще и свитки… Очень часто исписанные листы подклеиваются снизу к исписанным ранее, по 5, по 10 и даже по 20 листов. Свиток туго сворачивают, и дьяки даже носят на боку специальные пеналы для свитков. Притом, что «писцовые книги» есть во всех приказах — ведь форма книги удобнее, чем свиток, свитки употребляются для записи царских указов, постановлений приказного начальства, приказов военачальников — для всех текстов, которые будут не только читать, но и слушать. Ведь больше 99 % мужского населения страны неграмотно, женское неграмотно практически поголовно, и узнать о постановлениях начальства люди могут только из выкриков глашатаев.
Наверное, это было очень красочное, торжественное зрелище: целая процессия дьяков и подьячих, которые поднимаются на Лобное место для оглашения царского указа. На каждом из «государевых людей» кафтан, шапка, штаны, кушак, рубаха разного, и притом яркого, цвета. На боку, прицепленные к кушаку, чернильница, наглухо заткнутая плотно притертой пробкой, пенал с запасными перьями, второй пенал со свитками — оглашаемыми текстами. За голенищем — остро отточенный нож: не против супостатов, а опять же для сугубо мирных целей — в первую очередь для подрезания перьев.
У писцов и подьячих перья торчат еще и за ухом — если надо будет что-то записать, чтобы не было далеко лезть. По этой детали, торчащему за ухом перу, можно уверенно судить о ранге «приказного» — те, кто чином повыше, перьев за ухом не носят. В прекрасном романе Ч. П. Сноу «Коридоры власти» (само название стало нарицательным) описывается, что опытный человек сразу же отличал «простого клерка» от джентльмена-начальника: у клерка из нагрудного кармана должна торчать ручка — вдруг придется что-то записать. А у джентльмена там никак не может быть ручки, там торчит уголок белоснежного носового платка — ведь джентльмен сам не записывает, он позовет того, кто должен записать все необходимое.
…Так и на Руси XVII века сразу ясен был ранг того, кто шествует оглашать царскую волю, разворачивать свиток и «орать во всю Ивановскую».
Свитки хранили на полках, в хранилищах. Менее важные — без пеналов, но вообще-то старались прикрыть даже их. А уж важные документы — обязательно в пеналах, потому что во всех хранилищах непременно водились мыши. Клей, которым склеивались листы, делался из кости, вываривался из коровьих жил и для мышей, как видно, представлял немалую ценность. Мыши рукописи грызли, и от них свитки надо было спасать.
В пеналы с каким-то «делом» могли складывать все доносы, доклады и «пыточные речи» по этому делу. Складывали как есть, с бурыми пятнами крови и с записями типа: «А после встряски бормотнул невнятно, костями хрустел да затих», или «под кнутом орала „ох деточки мои“, потом задергалась и стихла». XVII век, простота нравов; жестокость, которую никто и не думает прятать.
Совершенно подлинная история, когда студентка, проходящая практику в архиве, с диким криком отбросила свиток, а сама упала в обморок: из развернутого ею свитка вывалился коричневый, скрюченный, сухой и страшный человеческий палец. Это оказалось дело двух подравшихся на посту стрельцов. Подрались они, и первый второму откусил нос. Нет, это я не шучу! Я вполне серьезно рассказываю историю, тоже ведь характеризующую нравы. Итак, один другому откусил нос. А другой первому тогда оторвал палец, причем большой палец на правой руке.
Следователи «ругмя ругали» обоих, напирая на то, что дураки-стрельцы теперь «в службу стали негожи» и нанесли тем самым ущерб казне и царю. Но как ни ругай, а пальцы и носы от ругани приказных как-то не отрастают, и стрельцов отправили на окраины страны, в дальние гарнизоны — пусть дослуживают как есть, без носа и без пальца. А в свиток с делом аккуратно вложили «вещественные доказательства» — откушенный нос и оторванный палец.
Я так подробно рассказал о языке и письме, так сказать, о средствах коммуникации, потому что на этом примере особенно видно — на Руси XVII века мы оказались бы иноземцами… а то и инопланетянами.
Одежда
Но так же непривычны и все остальные стороны московитского быта. Вроде бы уж одежда понятна — она почти такая же, как у нас сейчас. Но только «вроде бы». Рубашка? Но это слово употребляется в основном для обозначения мужской рубашки, у которой есть застежки — завязки или пуговицы. Длинная, до бедер, рубашка, которую надевают через голову, — это «сорочка», как и женская рубашка до пят. Сорочки красивые, украшены вышивкой, разноцветные.
Куртка? Но человек XVII века скажет, что это зипун, а слово «куртка» ему как-то и не очень понятно… Да и надевается зипун в основном под кафтан, и сравнить его можно скорее с жилетом, нежели с пиджаком.
Кофта?! Но это слово пришло из тюркского мира и означало исключительно мужское одеяние. Женская кофта — плотно облегающая тело, без рукавов или с короткими рукавами, — это душегрея.
Точно так же и шаровары — это чисто мужская одежда, и пройдет очень много времени, пока дамы на Руси, выходя в лес или в поле, станут надевать их под юбки — для тепла и для защиты от комаров и от веток.
Штаны? Это слово обозначает верхнюю нарядную одежду, очень часто красиво расшитую мехом, утепленную. А не вообще всякие «штаны», как
