Фламбо обнажил наконец крышку грубого гроба и пообчистил ее от земли.
Крэвен шагнул вперед, держа топорик, коснулся репейника и вздрогнул. Но он не отступил и трудился с такой же силой, как Фламбо, пока не сорвал крышку и не сказал:
— Да, это человек, — словно ожидал чего-то иного.
— У него все в порядке? — нервным голосом спросил Фламбо.
— Вроде бы да, — хрипло ответил сыщик. — Нет, постойте…
Тяжкое тело Фламбо грузно содрогнулось.
— Ну, что с ним может быть? — вскричал он. — Что с нами такое? Что творится с людьми на этих холодных холмах? Наверное, это потому, что все тут темное и все как-то глупо повторяется. Леса и древний ужас перед тайной, словно сон атеиста… Сосны, и снова сосны, и миллионы сосен…
— О, Господи! — крикнул Крэвен. — У него нет головы.
Фламбо не двинулся, но священник впервые шагнул к могиле.
— Нет головы! — повторил он. — Нет
Полубезумные образы пронеслись в сознании собравшихся. У Гленгайлов родился безголовый младенец; безголовый юноша прячется в замке; безголовый старик бродит по древним залам или по пышному парку. Но даже теперь они не принимали разгадки, ибо в ней не было смысла, и стояли, внимая гулу лесов и воплю небес, словно истуканы или загнанные звери. Мыслить они не могли; мысль была для них велика, и они ее упустили.
— У этой могилы, — сказал отец Браун, — стоят три безголовых человека.
Бледный сыщик из Лондона открыл было рот и не закрыл его, словно деревенский дурачок. Воющий ветер терзал небо. Сыщик взглянул на топорик, его не узнавая, и уронил на землю.
— Отец, — сказал Фламбо каким-то детским, горестным голосом, — что нам теперь делать?
Друг его ответил так быстро, словно выстрелил из ружья.
— Спать! — крикнул он. — Спать. Мы пришли к концу всех дорог. Вы знаете, что такое сон? Вы знаете, что спящий доверяется Богу? Сон — таинство, ибо он питает нас и выражает нашу веру. А нам сейчас нужно таинство, хотя бы естественное. На нас свалилось то, что нечасто сваливается на человека; быть может, самое худшее, что может на него свалиться.
Крэвен разжал сомкнувшиеся губы и спросил:
— Что вы имеете в виду?
Священник повернулся к замку и сказал:
— Мы нашли истину, и в истине нет смысла.
А потом пошел по дорожке тем беззаботным шагом, каким ходил очень редко, и, придя в замок, кинулся в сон с простотою пса.
Несмотря на славословие сну, встал он раньше всех, кроме бессловесного садовника, и сыщики застали его в огороде, где он курил трубку и смотрел, как трудится над грядками этот загадочный субъект. Под утро гроза сменилась ливнем, и день выдался прохладный. По-видимому, садовник только что беседовал с пастырем, но, завидев сыщиков, угрюмо воткнул лопату в землю, проворчал что-то про завтрак и скрылся в кухне, прошествовав мимо рядов капусты.
— Почтенный человек, — сказал отец Браун. — Прекрасно растит картошку. Однако, — беспристрастно и милостиво прибавил он, — и у него есть недостатки, у кого их нет? Эта грядка не совсем прямая. Вот, смотрите. — И он тронул землю ногой. — Какая странная картошка!
— А что в ней такого? — спросил Крэвен, которого забавляло новое увлечение низкорослого клирика.
— Я отметил ее потому, — сказал священник, — что ее отметил и Гау. Он копал всюду, только не здесь.
Фламбо схватил лопату и нетерпеливо вонзил в загадочное место. Вместе с пластом земли на свет вылезло то, что напоминало не картофелину, а огромный гриб. Но лопата звякнула; а находка покатилась словно мяч.
— Граф Гленгайл, — печально сказал Браун и посмотрел на череп.
Он подумал минутку, взял у Фламбо лопату и со словами «Надо его закопать» это и сделал. Потом оперся на большую ручку большой головой и маленьким телом и уставился вдаль пустым взором, скорбно наморщив лоб.
— Ах, если б я мог понять, — пробормотал он, — что значит весь этот ужас!..
И, опираясь о ручку стоящей торчком лопаты, закрыл лицо руками, словно в церкви.
Все уголки неба светлели серебром и лазурью; птицы щебетали в деревцах так громко, словно сами деревца беседовали друг с другом. Но трое людей молчали.
— Ладно, — взорвался наконец Фламбо, — с меня хватит. Мой мозг и этот мир не в ладу, вот и все. Нюхательный табак, испорченные молитвенники, музыкальные шкатулки… Да что же это?..
Отец Браун откинул голову и с не свойственным ему нетерпением дернул рукоятку лопаты.
— Стоп, стоп, стоп! — закричал он. — Это все проще простого. Я понял табак и колесики, как только открыл глаза. А потом я поговорил с Гау, он не
