В нашем распоряжении оказалась целая отдельная комната в большом доме, выстроенном в традиционном стиле и отделанном красной глиной. Дом был старый и являлся своего рода музеем, куда периодически даже водили посетителей. Правда, показывали его лишь снаружи, со стороны крыльца, где также располагался вполне рабочий очаг. Внутрь не заводили, чтобы не смущать жильцов, да и современная система кондиционирования, новый холодильник и прочая обстановка не являлись предметами старины. Помимо кухни, в доме был туалет с горячим душем и даже роботизированным биде. Одну из комнат занимал стеснительный Гонг. Заглянув в неё, я увидела, что внутри абсолютно пусто и нет никаких признаков того, что здесь живёт человек. Только сумка Гонга со всеми вещами стояла у двери. Тогда это показалось странным, но позже мы поняли, почему паренёк жил «на чемоданах».
Неподалёку от дома в будке обитала большая рыжая собака. Она сидела на цепи, но не лаяла и не кусалась, а только хотела, чтобы ей чесали бока и брюхо. Когда Паша принялся за это дело, она начала крутиться и вертеться, повизгивая от радости, и даже уткнулась носом в собственный зад, сложившись при этом практически пополам. Шерсть была очень густая и летела во все стороны. Пёс общением с Пашей остался очень доволен и призывно вилял хвостом каждый раз, когда мы проходили мимо будки. Ещё чуть дальше располагалась конюшня, где жила одинокая лошадка-пони. Своей красотой она сразила Пашу наповал, и при каждой возможности мы делали крюк в сторону конюшни, чтобы гладить лошадку и кормить стеблями травы. Хотела она сорвать губами и яблоки, нарисованные на Пашиной футболке, но тот вовремя отпрянул. Животное сразу научилось узнавать нас по шагам и ржанием давало понять, что ни травы, ни ласки в этом мире не бывает слишком много. Чистоту в конюшне поддерживали малайские интерны, и они же задавали лошади корм.
Первая ночь на новом месте прошла хорошо. Спать на полу нам уже было не привыкать, да и одеял было достаточно много, чтобы устроить удобную лежанку. На следующий день мы быстро собрались, морально подготовились к работе и отправились на завтрак вместе с Гонгом. Как ни странно, кроме нас никого ещё не было, но это было даже к лучшему, так как не пришлось конкурировать за еду с десятью рослыми корейскими хлопцами. Помимо риса, давали рыбу и соленья, но мы так наелись за ужином, что оставили практически всю еду нетронутой. Студенты подтянулись уже ближе к концу завтрака. Постящиеся интерны ели затемно у себя в комнате, и их никто не ждал. Первым заданием была прополка газона. Дело в том, что ферма «Тагам» была образцово-показательной. Мистер Канг гордился своим детищем и требовал, чтобы территория выглядела идеально. Газон должен был быть ровным, и наличие в нем помимо травы разнообразных сорняков мистера Канга раздражало, как прыщ на подбородке. На борьбу с этой напастью были брошены все силы — как наши, так и малайские. Интернов, как я уже упоминала, было четверо. Гонг ласково звал их «наши малайские сёстры». Всемером мы принялись возиться на газоне, стараясь выдёргивать сорняки, не затрагивая при этом траву. Конечно, ни о каком вырывании с корнями здесь речи ни шло: так, отщипывали понемногу, иначе ведь можно было испортить всю красоту. Пожалуй, из всех бессмысленных занятий, с которыми мне на своём веку так или иначе удалось ознакомиться, прополка газона — ещё и самое скучное. Бороться со скукой я пыталась с помощью интернов, хотя беседа налаживалась с трудом. На мои вопросы о том, какую еду нам следует обязательно попробовать в Малайзии, девушки загадочно улыбались и отвечали, что рис бывает разный. Зато мы узнали, что есть вещи и похуже прополки газона: не далее как вчера они целый день потратили на уничтожение сорняков вокруг камней и на пешеходных дорожках. Пока мы болтали, Гонг был занят самоотверженным пропалыванием самых труднодоступных мест, и потому для диалога был недоступен.
Иногда начинал идти мелкий, но очень противный дождь. В этом случае все садились в электрический автомобиль, управляемый Гонгом, и отправлялись на другой конец фермы в парники, где росли помидоры. Кусты, которые никто не пасынковал и не подвязывал, клонились к земле под тяжестью веток и плодов. Но нам не дали их спасти: первым делом прополка! И не вокруг помидоров, где ничего и так не росло, а по краям парника, чтобы сорняки не мозолили глаза посетителям фермы. Впрочем, газон был ещё важнее, и как только дождь стихал, навязчивые звонки мистера Канга выгоняли нас снова на улицу и заставляли продолжать дело, начатое утром. Так, в суете и разъездах от парника к газону и обратно прошло всё время с утра и до обеда.
Отдав в очередной раз должное кулинарному мастерству поварихи, мы передохнули пару часов и продолжили возиться с сорняками. Наконец-то газон был приведён в порядок, и никто не мешал нам работать в парнике. Когда сорняки закончились и там, настала пора подвязывать помидоры, на которые было жалко смотреть. Но тут наш рабочий день подошёл к концу. На часах было около трёх. Малайским сёстрам полагалось работать до шести, и мы оставили их и Гонга, радуясь, что волонтёров на ферме не эксплуатируют столь же нещадно, как интернов и их кураторов. Что делали все это время корейские студенты, я не знаю, но скорее всего они занимались в отдельной аудитории с педагогом, в роли которого обычно выступал сам мистер Канг.
Ужин прошёл хорошо. Повариха не только проследила самым тщательным образом, чтобы мы были накормлены, но и вручила огромный пакет, полный спелых помидоров. И не маленьких помидорок-черри, которые мы видели в парнике, а здоровенных, мясистых и сочных, и также очень сладких томатов. Такие я ела только в детстве, в Ростове-на-Дону. Они росли в бабушкином огороде. Подарок поварихи помог пережить традиционную «десятиминутную» беседу за чашечкой кофе с мистером Кангом, который и в этот раз затянул свои рассказы на час, если не больше. Нам пожаловались на то, какие плохие и глупые бывают волонтёры, особенно почему-то из Таиланда, а может быть и с Тайваня. С английским мистером Канга было трудно разобрать, жителей какой конкретно страны он охаял. После краткого экскурса в историю фермы, мы узнали, что во время сбора урожая здесь принято работать с утра и до ночи, и что будь Канговская тёща ещё жива, он и её бы заставил потеть под тяжестью хурмы. Оставалось лишь порадоваться, что до ноября далеко, а мы застали лишь помидоры да персики, которые не требовали столько усилий для сбора. Наконец, тщеславие было удовлетворено, и нас отпустили восвояси. Мисс Мун, помогавшая Кангу доносить до нас свои мысли на английском, на прощание «обрадовала» известием о том, что завтра в наше жилище
