расставания с Заинолом и венгерская волонтёрша Панни Барош. С ней мы провели целый вечер, напившись чаю сначала у китайцев, а потом и у индийцев. Было приятно вспомнить былые времена. В Джоржтауне Панни осела в очередном хостеле, где работала за еду и ночлег практически безо всякой коммуникации с принимающей стороной, но если мы бы от такого приёма сбежали через два дня, почтенную преподавательницу йоги ситуация абсолютно устраивала. После работы она ходила по барам и клубам, и рада была уже тому, что не надо платить за жильё. Выяснилось, что у нас с ней совершенно разные взгляды на волонтёрство в путешествии, и работать на ферме где-то в глуши, где нет тусовки, Панни не согласилась бы ни за какие коврижки. Тепло распрощавшись с ней, мы договорились, что если когда-нибудь будем в Будапеште, обязательно выйдем на связь.
На следующий день мы уехали на автобусе в Куала Лумпур, а оттуда вылетели в Корею, в город Пусан, чтобы в этой стране провести последние два месяца нашего путешествия, ещё полгода назад казавшегося бесконечным. Ночной перелёт был тяжёлым. Поспать удалось всего около часа. Утром мою случайную соседку, сидевшую у иллюминатора, вырвало на спинку стула перед ней, а я, вдыхая кислый запах рвоты, вспомнила, что в суете аэропорта забыла любимый шарф в пластмассовом боксе на досмотре. Добравшись до уже знакомого хостела в Пусане, мы воспользовались отсутствием хозяев, предусмотрительно оставивших ключи на стойке, и заселились раньше положенного времени часа на три. Иначе, боюсь, пришлось бы завалиться спать прямо на полу в коридоре.
Глава VIII. Корея
Корея в мае не потрясала тропической жарой, подобно Малайзии, а потому из рюкзаков были вытащены все тёплые вещи, включая тонкие пуховики. И если днём гулять было комфортно, то вечером мы, привыкшие к жаре, откровенно мёрзли и старались не выходить лишний раз на улицу. Корейцы, как ни странно, по большей части одевались очень легко, и некоторые девушки даже ходили с голыми ногами, быстро синеющими на холодном ветру и покрытыми гусиной кожей. Но солнце исправно выкатывалось на небосклон изо дня в день и прогревало воздух всё сильнее и сильнее.
Приехав в Корею в древних кроссовках с чужой ноги, найденных где-то в подвале у Заинола, мы наконец-то обзавелись новой обувью, которую тут же успешно испытали в деле. Оказалось, что в прохладную погоду прогулки по горам весьма приятны, и при этом не требуется брать с собой много воды, а достаточно маленькой бутылочки. На вершине можно было отдохнуть под пронизывающим насквозь ветром, а также съесть мороженое, которое часто предлагали предприимчивые корейцы криками: «Айскеке! Айскеке!», хотя лучше было бы выпить горячего чаю или кофе. Пусан с одной стороны окружён морем, а с другой — горами, и до них легко добраться пешком от многих станций метро. Каждый день мы покоряли новые вершины.
Корейцы — удивительный народ. Приезжих иностранцев они окружают трогательным вниманием и заботой. В вагоне метро бабульки с живым интересом взирали на процесс вязания варежек и что-то тарахтели на своём языке. Одна почтенная тётушка как-то раз даже взяла мой крючок, и всё для того, чтобы показать, что в Корее его держат совсем иначе, сильно растопырив пальцы. Туристов здесь, очевидно, считают если не неумехами, то однозначно наивными простачками, и нам часто содействовали в бытовых мелочах с материнской нежностью. То продавщица поможет Паше открыть упаковку с сосиской, то хозяйка харчевни нарежет кимчи ножницами на кусочки помельче да разделает цыплёнка, будто мы сами не можем. Несмотря на явный языковой барьер, многие корейцы с видимым удовольствием разговаривали с нами, хотя я знала буквально три слова и могла только сказать, откуда я, сколько мне лет, и что Паша — мой супруг, то есть как тут принято говорить, «ёбо».
У одного кафе мы обнаружили автомат, в котором за несколько монеток можно было самостоятельно изготовить леденец из жжёного сахара. Инструкция, написанная убористым шрифтом на корейском, состояла из восьми пунктов и была нам не под силу, но тут же появился мужик, который не только разменял деньги, но и взял на себя ответственность управлять процессом. Паша по его указке жал на разные кнопки, взяв маленькую металлическую кастрюльку на длинной ручке. Сначала откуда-то в неё высыпался сахар. Паша стал греть его на конфорке и мешать палочкой, а мужик подбадривал его, лопоча по-корейски: «Давай, давай! Мешай!», или что-то в этом роде. Когда сахар расплавился, была нажата очередная кнопка, и высыпался ещё какой-то порошок. Содержимое кастрюльки вспенилось и посветлело. Подбадривания стали интенсивнее, и мешать, очевидно, надо было ещё быстрее. Полученную жижу Паша вылил в специальную форму, положил туда же деревянную палочку и прижал сверху прессом. Когда массу остудило
