Мы высадились на холме, который был частью общей горной гряды. Перед нами была гора Ламамаисти. На ней стояла огромная сторожевая башня. Но она была не древняя, а новодел: то ли девяносто шестого, то ли девяносто седьмого года. Её чеченцы поставили в знак якобы победы над Россией в Первой кампании.
Среди снаряжения, которое выбросили из вертолёта, оказалось несколько «шмелей» — реактивных пехотных огнемётов. Они находились в парных укладках с заплечными ремнями, чтобы удобно было за спиной носить. На моё счастье, мне достался один «шмель». И ещё я сам взял «муху», одноразовый гранатомёт РПГ-26. «Шмель» толстый такой, калибр девяносто три миллиметра, а «муха» потоньше.
Командир, старший лейтенант, повёл нас за обратный скат гряды, чтобы нас не было видно с того места, откуда по вертолётам стреляли. С нами был авианаводчик и радист. Они начали связываться со своими. Тот вертолёт, который высадил нас, включился в обработку склонов гор. Я думаю, что нас он высадил, во-первых, чтобы нами не рисковать; а во-вторых, чтобы манёвры какие-то сложные совершать, — вертолёт должен быть лёгким.
Огонь «духовский» стих, и где-то минут через сорок, может быть, через час мы прошли по открытому пространству, над которым справа метра на три возвышался гребень хребта. Шли мы по тропе шириной примерно в метр. И тропа постепенно стала выходить на сам гребень.
Первым пушку и «духов» увидел не я. Солдат, шедший впереди меня, поднялся на гребень и сразу присел. Мне он говорит: «Товарищ полковник, смотрите!». Я высовываю голову — и перед моим изумлённым взором чуть ниже нас, но прямо на гребне, предстала площадка. Расстояние до неё по прямой было метров сто пятьдесят. На площадке стояла именно та пушчонка, из которой по вертолётам и стреляли. Вокруг «духи» из камней сделали укрепление. Пушка уже не стреляла. Когда потом стали разбираться, выяснилось, что пушку «духи» уничтожили сами. То ли казённик прострелили, то ли гранату внутри взорвали. То есть стрелять они из неё уже не могли. А на этом месте они, скорее всего, хотели просто отлежаться незамеченными, пока вертолёты горы обрабатывали.
Я увидел вокруг пушки пять человек: двое сидят, а трое лежат. Хорошо было видно, что «духи» пытаются спрятаться. Те, которые лежали, так прямо в землю вжимались. А те, что сидели, за куст какой-то пытались схорониться. Смотрели они вниз, в сторону горящей вертушки.
Пришла в голову первая мысль: взять у солдата автомат. Но пока начну стрелять, а ворошиловский стрелок я ещё тот… А может, ещё другие «духи» рядом находятся, и они мне тут такое устроят… Эти залягут, и будем мы с ними перестреливаться. А тут в башку шарахнуло: а на фига у меня за спиной целых две трубы? Я ещё подумал, какую взять: поменьше или побольше? Но почему-то у меня в сторону большого ствола сыграло сразу… Я примитивно, наверное, подумал: чем больше снаряд, тем он точнее летит. Начал вспоминать, как же из «шмеля» стрелять. Там надо разложить пистолетную рукоятку и прицел, потом снять с предохранителя и только после этого можно бабахнуть. Из гранатомёта я стрелял редко. Поэтому то, что мне удалось выстрелить вообще, да ещё и точно, можно назвать просто чудом.
Остальные наши находились ниже и «духов» не видели. Старший лейтенант сразу подбежал: «Товарищ полковник, чего вы стреляете? Что случилось?». Говорю: «Духи» появились». Он сразу пулемётчика на гребень вытащил и стал в бинокль смотреть. Говорит: «О-о-о… А там ещё были?». Отвечаю: «Да не знаю».
В саму пушку я не попал. Капсула ударила в землю метрах в трёх за «духами». Тех двоих, которые сидели, просто сдуло со склона вместе с камнями. Ведь взорвался термобарический боеприпас. (На открытой местности боеприпас РПО-А при взрыве создает избыточное давление 0,4–0,8 кг/см2 на расстоянии 5 метров от точки взрыва. Происходит полное «выгорание» кислорода и развивается температура выше 800?оС. — Ред.) Страшное это дело. А вот к тем троим, что лежали, я потом подходил. Их очень сильно взрывом покорёжило.
Пусть это звучит высокопарно, но я на самом деле считаю: мне повезло, что самому удалось совершить этот страшный акт возмездия. Я поквитался и за тех раненых, которые переносили невероятные страдания у меня на операционном столе, и за тех, что умерли у меня на руках. Поквитался я и за погибших ребят в сбитом вертолёте. Этим выстрелом в своей личной войне с «духами» я поставил точку.
Смертельный бой
21 февраля 2000 года навсегда остался чёрным днем для армейского спецназа. В этот день в Чечне в районе села Харсеной в одном бою погибли сразу три группы разведчиков армейского спецназа — двадцать пять человек. Выжили всего двое. Мне удалось побеседовать с непосредственным участником и свидетелем этих трагических событий: старшим сержантом Антоном Филипповым (одним из оставшихся в живых разведчиков) и с майором армейского спецназа А.
Рассказывает майор А.:
— Зимой 2000 года генерал Владимир Шаманов проводил наступление на южную, нагорную часть Чеченской республики. Наша задача состояла в том, чтобы выдвинуться вдоль маршрутов движения основной колонны мотострелковых подразделений и обеспечить их прикрытие. Но продвижение пехоты было затруднено: техника застряла в грязи, практически утонула. Мы перемещались по горам только пешком. На пятые сутки все группы встретились и были
