больше не было.
Когда в этот раз мы благополучно вернулись, я впервые за долгое время почувствовал удовлетворение — ведь начиналась работа, которую я умею делать. К тому же теперь не всё мне надо было делать самому, а кое-что можно уже кому-то другому поручить. Прошло всего полторы недели, а людей как подменили. Война учит быстро. Но именно тогда я понял, что если бы мы не вытянули убитых, а оставили их, то на следующий день в бой никто бы не пошёл. На войне это самое главное. Парни увидели, что мы никого не бросаем.
Вылазки у нас были постоянные. Однажды оставили БТР внизу и поднялись в горы. Увидели пасеку и начали её осматривать: она была переоборудована под минный класс! Тут же, на пасеке, мы нашли списки роты исламского батальона. Открыл их и глазам своим не поверил — всё, как у нас: 8-я рота. В списке сведения: имя, фамилия и из какого места родом. Очень интересный состав отделения: четыре гранатомётчика, два снайпера и два пулемётчика. Бегал с этими списками целую неделю — куда отдать? Потом передал в штаб, но не уверен, что дошёл этот список куда надо. Всем это было до лампочки.
Неподалёку от пасеки нашли яму со складом боеприпасов (сто семьдесят ящиков подкалиберных и фугасных танковых снарядов). Пока мы осматривали всё это — начался бой. По нам стал бить пулемёт. Огонь очень плотный. А Миша Миронов, деревенский парень, как пасеку увидел, стал сам не свой. Запалил дымы, рамочки с сотами достаёт, пчёл веточкой смахивает. Я ему: «Мирон, стреляют!». А он вошёл в раж, подпрыгивает, но рамочку с мёдом не бросает! Отвечать нам особо нечем — расстояние метров шестьсот. Мы запрыгнули на БТР и ушли вдоль Баса. Ясно стало, что боевики хоть и издалека, но пасли свой минный класс и боеприпасы (но потом наши сапёры всё равно снаряды эти взорвали).
Вернулись мы к себе и набросились на мёд, да ещё и с молоком (нам местные разрешили одну коровку изредка доить). И после змей, после кузнечиков, после головастиков мы испытали просто неописуемое наслаждение!.. Жаль, только хлеба так и не было.
После пасеки я Глебу, командиру разведвзвода, сказал: «Иди, смотри всё вокруг дальше». На следующий день Глеб мне докладывает: «Я вроде схрон нашёл». Идём. Видим в горе пещеру с цементной опалубкой, в глубину она уходила метров на пятьдесят. Вход замаскирован очень тщательно. Его только тогда увидишь, если вплотную подойдёшь.
Вся пещера заставлена ящиками с минами и взрывчаткой. Открыл ящик — там противопехотные мины новенькие! У нас в батальоне были только такие же старые, как и наши автоматы. Ящиков такое множество, что невозможно было их пересчитать. Только одного пластита я насчитал тринадцать тонн. Общий вес легко было определить, ведь ящики с пластитом были маркированы. Была тут и взрывчатка для «Змея Горыныча» (машина для разминирования взрывом. — Ред.), и пиропатроны к нему.
А у меня в роте пластит был плохой, старый. Чтобы из него что-то слепить, надо было его в бензине вымачивать. Но, ясно дело, если бойцы начнут что-то вымачивать, то обязательно какая-нибудь ерунда произойдёт… А тут пластит свежий. Судя по упаковке — 1994 года выпуска. От жадности я взял себе четыре «сосиски», метров по пять каждая. Набрал и электродетонаторов, которых у нас тоже в помине не было. Вызвали сапёров.
И тут приехала наша полковая разведка. Я им рассказал, что накануне мы нашли базу боевиков. «Духов» было человек пятьдесят. Поэтому мы вступать с ними в контакт не стали, только место отметили на карте.
Разведчики на трёх БТРах проходят мимо нашего 213-го блок-поста, въезжают в ущелье и начинают стрелять из КПВТ по склонам! Я про себя ещё подумал: «Ничего себе, пошла разведка… Сразу себя и обозначила». Мне это тогда показалось чем-то диким. И худшие мои предчувствия оправдались: через несколько часов их накрыли как раз в районе той точки, которую я показал им на карте…
Сапёры занимались своим делом, готовились подорвать склад взрывчатки. Здесь же был и Дима Каракулько, заместитель командира нашего батальона по вооружению. Я ему пушку гладкоствольную, найденную в горах, передал. «Духи» её, видно, с подбитого БМП сняли и поставили на самодельную платформу с аккумулятором. Неказистая на вид штука, но из неё можно стрелять, наводя по стволу.
Я собрался ехать на свой 212-й блок-пост. Тут увидел, что сапёры принесли хлопушки для подрыва электродетонаторов. Эти хлопушки действуют по тому же принципу, что и пьезозажигалка: при механическом нажатии на кнопку образуется импульс, который приводит в действие электродетонатор. Только у хлопушки один серьёзный недостаток — она работает примерно на сто пятьдесят метров, дальше импульс затухает. Есть «крутилка» — она действует на двести пятьдесят метров. Я Игорю, командиру взвода сапёров, говорю: «Ты сам-то ходил туда?». Он: «Нет». Я: «Так сходи, посмотри…». Он вернулся, вижу — уже «полёвку» разматывает. Они вроде полную катушку размотали (это больше тысячи метров). Но когда они склад подорвали, их всё равно землёй засыпало.
Вскоре мы накрыли стол. У нас опять пир — мёд с молоком… И тут я повернулся и ничего понять не могу: гора на горизонте начинает медленно подниматься вверх вместе с лесом, с деревьями… А гора эта метров шестьсот в ширину и примерно столько же в высоту. Потом появился огонь. И тут меня отбросило на несколько метров взрывной волной. (И это происходит на расстоянии километров пяти до места взрыва!) А когда я упал, то увидел настоящий гриб, как в учебных фильмах про атомные взрывы. А было вот что: сапёры взорвали «духовский» склад взрывчатки, который мы обнаружили ранее. Когда мы на своей поляне снова сели за стол, я спросил: «А откуда здесь специи, перец?». А оказалось, что это не перец, а пепел и земля, которые сыпались с неба.
Через какое-то время в эфире пронеслось: «Разведчики попали в засаду!». Дима Каракулько сразу взял сапёров, которые до этого занимались подготовкой склада к взрыву, и пошёл разведчиков вытягивать! Но они же тоже пошли на БТРе! И тоже попали в ту же засаду! Да и что сапёры могли
