нет? Главное – колье как две капли воды похоже на настоящее. Мой сын оказался в беде, вот я его и выручила.
– Но ведь это фамильная драгоценность!
– Понятия не имею, почему носятся с этими самыми фамильными драгоценностями, – простодушно изрекла ее светлость. – Если ты хочешь сказать, что колье по праву принадлежит Эвелину, то я это прекрасно знаю. Какая польза от подобной безделушки для бедного мальчика, если все, что ему было тогда нужно, – раздобыть где-то денег для оплаты картежных долгов? Потом я рассказала обо всем Эвелину. Он не возражал.
– А как насчет его наследников? – поинтересовался Кит.
– Глупости! Как его сын может быть чем-то недоволен, если он ничего не будет знать об этом?
– А что с другими фамильными драгоценностями, вы их тоже продали? – спросил молодой человек, глядя на мать с невольным изумлением и страхом.
– Пожалуй, нет… Но у меня плохая память. В любом случае это пустое, ибо что сделано, то сделано. К тому же у меня есть более важные дела, чем отвратительные фамильные драгоценности, и об этих делах мне и следует беспокоиться. Дорогой, умоляю тебя, не будь легкомысленным!
– Я и не думаю быть легкомысленным, – тихо ответил сын.
– В таком случае не задавай мне глупых вопросов о фамильных драгоценностях и не говори вздор, будто для Эвелина заплатить мои долги столь же легко, как для вашего папы. Ты должен был прочитать это ужасное завещание. Бедный Эвелин не более властен распоряжаться состоянием папы, нежели ты. Все оставлено на усмотрение вашего дяди Генри.
Кит нахмурился.
– Помнится, папа придумал что-то наподобие попечительства, но, полагаю, оно не распространяется на доходы с недвижимости. Дядя не имеет права ни распоряжаться этими средствами, ни подвергать сомнению расходы брата. Насколько я знаю, Эвелину запрещено без согласия дяди тратить свой основной капитал до достижения тридцатилетнего возраста. Раньше срока возможно, но лишь в том случае, если дядя Генри сочтет, что его племянник перерос свое… легкомыслие. Не обижайтесь на меня, маменька. Тогда попечительству придет конец и брат станет полновластным владельцем папиного наследства. Не стоило отцу выбирать тридцать лет в качестве времени передачи всех полномочных прав. Двадцать лет было бы намного более разумно. Эвелин, конечно, был оскорблен. А кто бы остался равнодушным? Впрочем, это пустое. Вы сами мне только что сказали – у брата нет намерения транжирить свое состояние. Годовой доход у него изрядный. К тому же, помнится, дядя Генри говорил, будто готов продать некоторые ценные бумаги, особенно облигации, выплачиваемые после смерти владельца, чтобы погасить долги Эвелина, какими большими они бы ни оказались, ибо несправедливо будет, если его доходы до уплаты долгов сведутся к мелкому денежному вспомоществованию.
– Меня это саму удивило, Кит. Обычно твой дядюшка щедростью не отличается.
– Он не скупердяй, мама, просто дяде Генри свойственна чрезмерная экономность. При этом ему совершенно не хотелось, чтобы Эвелин получил наследство, обремененное долгами. Если вы сейчас откроетесь ему, он, я уверен, оплатит все ваши долги вместе с остальными.
Мать устремила на сына недоверчивый взгляд.
– Ты, наверное, в уме повредился, Кит! Стоит мне подумать о том, как он то и дело порицательно высказывается обо мне, а Эвелина называет распутником и транжирой, хотя его долги ничто по сравнению с моими… Нет уж! Лучше я погибну, чем отдамся на его милость. Он, чего доброго, навяжет мне самые невыносимые условия. Я до конца моих дней вынуждена буду прожить в этом ужасном Дауэр-Хауз в Рейвенхерсте, а то еще хуже…
Несколько секунд Фенкот хранил молчание. Ему было известно – дядя Генри, лорд Брамби, считает свою прелестную невестку неисправимой. Молодой человек осознавал, что в словах матери есть доля истины.
– Какого черта Эвелин не расскажет ему обо всем? – помрачнев, промолвил Кит. – Ему было бы намного легче договориться с дядей, чем вам, маменька.
– Ты так полагаешь? – с явным недоверием в голосе произнесла графиня. – Весьма сомневаюсь. К тому же я никогда не говорила ему об истинном положении дел. Я и помыслить об этом не могла. Как я могла предположить, что каждый, кому я должна денег, вдруг настойчиво начнет требовать уплаты долга? Некоторые из моих кредиторов ведут себя, признaюсь, весьма вызывающе. Я не хотела надоедать Эвелину своими неприятностями в то время, как сын и сам в натянутых отношениях с сэром Генри. Надеюсь, ты меня хорошо знаешь и не сочтешь, будто я способна быть столь эгоистичной!
Кривая улыбка тронула его губы.
– А теперь, матушка, скажите мне, как вы собирались устраивать свои дела, если ничего не хотели рассказывать Эвелину.
– Ну, мне тогда казалось, что и без этого все уладится само собой, – призналась леди Денвилл. – Я хочу сказать, что прежде мне никогда не приходилось оплачивать мои счета, разве что изредка, если меня уж слишком просили, а потом, представь мое изумление, когда мистер Чайльд, хотя и в вежливой манере, отказался одолжить мне три тысячи фунтов стерлингов, с помощью которых я смогла бы расплатиться с текущими долгами. А еще он просил меня не превышать кредит ни на одну гинею, как будто я не платила проценты сполна. Мне пришлось дать ему обещание.
Сбитый с толку, Кит спросил:
– Но с какой стати вы заговорили о Чайльде? Отец никогда не держал денег в его банке.
– Нет, конечно, однако
