– На мой вкус, Англия расположена слишком близко к Франции. Какой мне прок от тамошнего графства, если ищейки моего отца просто прирежут меня?
– Тогда поезжайте в другую страну. Вильгельм может дать вам владения в Вирджинии или Пенсильвании, в Гвиане или Батавии.
– Так или иначе – а таким образом я стану вассалом этого чахоточного па… стуха.
– Не обязательно. Если вы захотите получить большую территорию, то, конечно же, вам придется принести присягу Вильгельму. Однако небольшой аллод, принадлежащий исключительно вам, тоже вполне возможен.
– Звучит неплохо. Но что, если мне этого недостаточно? Вы не думали о том, что я могу просто вернуться к своему отцу?
– Вы что же, хотите снова в темницу? – спросил Овидайя.
– Ни в коем случае. Возможно, он простит меня. Как бы там ни было, сейчас идет война, а в такое время королевские сыновья гораздо ценнее обычного. Потому что они тоже подчас мрут как мухи. Кроме того, Великий славится тем, что прощает раскаявшихся грешников.
Овидайя покачал головой и поднялся.
– Это, сеньор, безнадежный план.
– Почему же?
– Потому что вы уже не первый месяц плетете козни против своего отца с целью устроить вторую Фронду.
– Что-что? – Вермандуа едва не задохнулся от изумления. Овидайе пришлось сдержать усмешку. Теперь этот мини-принц сделает все, чего он захочет.
– Вы похитили из Пинероло тайные документы, не менее дюжины. Несколько дней назад их нашли в Версале. Графиня да Глория, с которой вы познакомились под личиной Лавальер, еще несколько месяцев назад разместила их у доверенного лица.
– Вы жалкий мелочный интриган! Я ничего подобного не делал! Эти письма – нелепая подделка.
Овидайя скрестил руки на груди. Вермандуа по-прежнему держал в руке нацеленный на него пистолет, однако это его уже не слишком пугало.
– Понимаю ваш гнев, – произнес он, – однако мои подделки никогда не бывают нелепыми. Письма вашему сообщнику написаны вашим почерком. И они зашифрованы, однако не настолько хорошо, чтобы криптологи вашего отца не смогли расшифровать их через неделю или две.
– И кто же мой сообщник?
– Шевалье де Лоррейн.
Овидайя увидел, как задрожали губы Людовика де Бурбона. Вряд ли дело было в том, что он питал особо нежные чувства к шевалье де Лоррейну, любимчику монсеньора, неисправимому гомосексуалисту, брату короля. Вероятнее всего, Вермандуа просто понял, насколько безнадежно его положение. Никто при французском дворе не поверит Лоррейну, если он станет отрицать обвинения. Шевалье очень сильно не любили, сам король уже неоднократно грозил склонному к интригам молодому человеку изгнать его из Версаля. Кроме того, было известно, что Вермандуа и Лоррейн состояли в братстве. Это тоже делало сконструированную Овидайей историю о заговоре весьма правдоподобной.
Графу потребовалось мгновение, чтобы взять себя в руки, а затем он произнес:
– Даже если ваша подделка так хороша, а шевалье, без сомнения, отлично выбран в качестве козла отпущения, сфабрикованная вами история остается неправдоподобной. Затевать восстание против моего отца – совершенно безнадежная затея.
– Конечно. Однако сейчас, когда ваш отец ведет войну по всем фронтам, наверняка появилась оппозиция. А что делает историю правдоподобной, так это тот факт, что ваши поступки отлично вписываются в эту картину. Они всплывают вскоре после вашего побега, который, как ни крути, представляет собой неоспоримый факт.
– Мне ужасно хочется пристрелить вас на этом самом месте. Вы мне отвратительны, месье.
– Понимаю. Но больше никто не поможет вам выбраться из этого дерьма.
– В которое вы же сами меня и толкнули!
Овидайя молча глядел на Вермандуа, который бесцельно метался из угла в угол. На миг ученому даже показалось, что он забыл о своем пленнике. Затем он вдруг повернулся и подошел к постели, держа пистолет в вытянутой руке. Когда его дуло остановилось в нескольких дюймах от кончика носа Овидайи, молодой человек негромко произнес:
– Я сыграю в вашу игру. Ради денег, ради аллода и даже ради удовольствия. Но берегитесь. Такой обиды, уж поверьте мне, я не забуду. До завтра, месье.
И Вермандуа развернулся на каблуках и побежал, однако не к двери, а к окну. Открыв его, он ухватился за оконную раму и одним прыжком исчез в темноте.
Когда Полиньяк выбрался из фиакра, в лицо ему хлестнул дождь. Отдав вознице пару су, он надвинул шляпу пониже на лоб и направился к зданию из песчаника. Оно располагалось в конце улицы Ришелье, неподалеку от Пале-Рояля. Полиньяк часто бывал здесь, однако никогда не замечал особняка и не догадывался, что он принадлежал Великому Кольберу. Мушкетер воспользовался тяжелым металлическим дверным молотком и, как только дверь открылась, вошел внутрь так быстро, что оказавшийся по другую сторону двери лакей испуганно отпрянул. Возможно, дело было в его
