конкурента, Германии, поэтому заботиться о поддержке и развитии наших отечественных предприятий вовсе не входило в их планы…» – пишет Финне.
«…Причины общественного равнодушия к нашим выдающимся людям нужно искать в отсутствии у нас здорового национального воспитания, приучавшего с детства любить родину, относиться с уважением к ее лучшим представителям, уметь и самим жить хорошо, и другим жить давать. Взирая с благоговением на “заграницу”, у нас привыкали видеть в родине одни лишь недостатки, выставлять их напоказ и на посмешище, забывая, что этим самым достигали сходства с одним из сыновей Ноя. Боязнь российского интеллигента показаться недостаточно либеральным приводила к тому, что он готов был выбросить из своего лексикона слова “Россия”, “Родина”, “Отечество”, лишь бы не дать повода считать его “приспешником полицейского режима и слугою реакции”…
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале войны, в то время, когда русская кровь лилась в Восточной Пруссии и Галиции, когда немцы обращались с нашими попавшими в плен солдатами хуже, чем со скотом, находились русские люди, встречавшие пленных германских и австрийских офицеров с шампанским и букетами цветов.
И. И. Сикорский придал своему изобретению ярко национальную окраску, и этого было достаточно, чтобы наша так называемая интеллигенция отнеслась к нему сдержанно…
Равнодушие русского общества к своим выдающимся людям, к сожалению, факт давно известный; еще Пушкин сказал: “Замечательные люди исчезают у нас бесследно: мы ленивы и нелюбопытны”… Композитор Мусоргский печально окончил свои дни на койке Николаевского военного госпиталя, в расцвете своего могучего самородного таланта; он получил известность значительно позже своей смерти, после того как о нем заговорили иностранцы. Современное М. И. Глинке русское общество отнеслось пренебрежительно к творчеству композитора, называя его произведения “извозчичьей музыкой”…
…Что касается наших талантливых людей на других поприщах, то с ними дело обстояло ничуть не лучше. Судьба русских изобретателей очень красочно изображена Лесковым в его “Сказе о тульском Левше и стальной блохе”. Здесь можно вспомнить о профессоре Попове, открывшем на полгода ранее Маркони беспроволочный телеграф и телефон. Последние носят имя Маркони, дают громадные барыши предприятиям, эксплуатирующим “радио”, профессор же Попов умер чуть ли не в нищете, а об открытии им беспроволочного телеграфа говорилось лишь коротко в специальных, мало доступных широкой публике руководствах по электротехнике.
Этот пробел в настоящее время восполнен в Советской России, где, помимо популярных книг об открытии Попова, выпущены были даже специальные почтовые марки, посвященные ему. Такое внимание к русскому ученому, не имевшему отношения к коммунизму, надо объяснить стремлением правительства Советов подчеркнуть ошибки старой буржуазной России, а главное – пробуждением национального чувства у русских людей, оставшихся в России и пытающихся сохранить остатки русской культуры…».
«В самом деле, в России было немало талантливых ученых, специалистов по всем вопросам техники; эти специалисты нисколько не уступали заграничным, а иногда и превосходили последних. С мнением наших ученых считались в странах с высоко развитой техникой и промышленностью, сырого материала было более чем достаточно, смышленость и искусство русских рабочих бывали порой изумительны, а “отсталость” отрицать, конечно, невозможно. Зависела она не от отсутствия средств или неумения взяться за дело, а главным образом от нашего равнодушия, от нежелания дружно и серьезно взяться за работу, оставив в стороне разрешение всевозможных “социальных проблем”. Это нежелание, а порой и попросту русская лень при отсутствии у нас привитого воспитанием уважения к своему, русскому, вместе с преувеличенным представлением о достоинствах всего иностранного вело к более легкому выходу – получать все в готовом виде из-за границы.
К сожалению, подобные взгляды глубоко укоренились в широких слоях так называемого интеллигентного общества, и робкие попытки отдельных лиц отстаивать русскую самобытность готовы были отождествлять с отсталостью, наделяя пытавшихся стать на защиту национального достояния и достоинства различными эпитетами вроде “наемников правительства”, “квасных патриотов”, “черносотенцев” и проч. Ослепление лучами пресловутой западной культуры в конце концов и довело Россию до настоящего положения…».
Умри, Денис, а лучше не скажешь. Финне оставил нам ярчайшую картинку того, как жилось смелым новаторам России даже в пору Серебряного века. Понятно, почему и тогда Россия так и не смогла расправить крылья, заставив Запад догонять себя. Все упиралось в ограниченность, склочность, неверие в собственные силы, в национальный мазохизм и преклонение перед всем иноземным. Хотя, казалось бы, в России тех времен была и частная инициатива, и своя промышленность, которые могли бы подхватить и коммерциализовать смелые русские новации. Однако этого не случилось.
Первый в мире частный фонд финансирования изобретений (предтеча нынешних венчурных фирм и «бизнес-ангелов») возник тогда же – общество купца Христофора Леденцова (1909 г.)
Как пишет современный журналист Евгений Панов, «на средства Общества была построена и оборудована лаборатория физиолога И. П. Павлова в Петербурге, и аэродинамическая лаборатория Н. Е. Жуковского при Московском университете, и лаборатория для испытания гребных винтов и моделей при Московском Техническом училище (из нее вырос знаменитый ЦАГИ). Общество финансировало работы выдающихся химиков А. Е. Чичибабина, Л. А. Чугаева, Н. М. Кинжера и исследования В. И. Вернадского по радиоактивным минералам Российской империи. Их лаборатории – ростки будущих институтов Академии наук СССР, а затем и РАН. Общество субсидировало изыскания К. Э. Циолковского, работы В. И. Гриневицкого по двигателям внутреннего сгорания, издало научные труды Д. И. Менделеева, И. И. Мечникова, H. A. Умова. На средства Общества строится биостанция на Карадаге в Крыму. Периодическую материальную поддержку от Леденцовского общества получали Московское общество испытателей природы, Русское физико-
