войны здесь была шашлычная, рядом с кафе был душ, проведено электричество, в общем, мы здесь несли службу со всеми удобствами. Три дня назад с той стороны, – он указал в сторону своей «копейки», – из-за перекрёстка выезжает «укровский» танк с белым флагом на антенне и по дороге направляется на блокпост. Стоявшие возле блоков ребята расслабились, тревогу не объявили, уже готовились «укров» в плен принимать. А танк за двадцать метров остановился и прямой наводкой стал их расстреливать. Это «укры» новую тактику придумали. Обратил внимание? – спросил он, указывая на разломанный пополам бетонный блок.
– В первую очередь…
– Это я за ним с «АГСа» по нему стрелял, всю «улитку» выпустил, а он в меня снарядом, вот только блок и спас. В тот день из пятнадцати человек, нас в живых осталось только трое. Мы в зелёнку отошли, а они здесь глумились, с зенитного пулемёта, по постройкам как в тире палили, шашлычную сожгли, столбы повалили, теперь здесь электричества нет.
Вскоре вместо Шарнира пришёл Малой, поздоровавшись, они направились в сторону кафе.
Спустя два часа, к нам подошли братья с позывными Старший и Младший. Старший относился к нам с подозрительностью, никогда не упускал шанса уколоть нас едким словечком, когда мы комментировали положение на передовой. Будто бы он в нас видел всего лишь туристов, приехавших на Донбасс ради любопытства. Также относились к нам многие бывалые бойцы в отряде. Особо бдительные разглядывали нас словно под лупой, и при каждом удобном случае напоминали нам:
– Вы из России, если что – уедете, а мы здесь останемся.
Некоторых из них можно было понять – их близкие оставались там, на оккупированных территориях: Славянск, Краматорск, Лисичанск. Семьи, чьи родные воевали на стороне ополчения, имели статус вне закона, им постоянно угрожали, и в любой момент их близких могли увезти в неизвестном направлении.
Большинство из них вели себя с нами холодно, и только, когда они оставались в кругу тех, с кем прошли первые тяжёлые месяцы гражданской войны, они позволяли себе быть обычными парнями.
Наша наивность, порой переходившая в легкомысленность, только раздражала их.
– Парни, идите к «Уралам» – обед привезли,– сказал мне Младший.
Проходя мимо них, я услышал, как Старший сетовал своему брату:
– Я в ополчение вступал не для того чтобы на блокпосту лицом торговать…
Придя к «Уралам», мы обнаружили, что все матрацы, разложенные в палисаднике, уже заняты, на них лежали бойцы либо сложенные вещи.
– Шершень, если что, ложись ко мне – в тесноте да не в обиде, – увидав моё озабоченное лицо, сказал Сосна.
– Спасибо, если что, буду иметь в виду.
Походная спальня находилась в узкой посадке лиственных деревьев, за которой снова начиналось пшеничное поле, тянувшееся до самого посёлка.
Сразу перед полем, на грунтовой дороге, экскаватором была выкопана траншея, которая прикрывала подход к спальне, хозяйственным постройкам и к сгоревшему кафе. Несмотря на то что траншея была без опалубки, в середине находился сложенный из бетонных плит «ДОТ». Вход и выход траншеи были обложены мешками с песком, представлявшими собой огневые точки.
В одном из строений за время нашего отсутствия уже оборудовали склад, в котором хранились консервы, крупы, несколько свёртков обмундирования и прочих нужных в быту вещей.
Должность кладовщика исполнял сорокалетний Грузин – это уже был второй ополченец на моей памяти, позывной которого определял его национальность.
Грузин, со свойственным ему кавказским гонором, критиковал руководство ДНР, а также, поражался разгильдяйству, которое царило в ополчении.
Выдавая шевроны, он рассказывал нам, что в молодости застал Афганистан, и при каждом удобном случае проводил сравнение с тем, что как бы ни ругали «совок», но такое безалаберное отношение к ведению боевых действий он увидел только здесь.
Возле склада росли четыре дерева, с прибитыми металлическими листами вместо стен, крышей для такой комнаты служила натянутая брезентовая ткань. Здесь находилась наша столовая. Посередине комнаты стоял стол и несколько стульев, возле одной из стен стоял старый советский сервант, в котором лежала посуда. Перед входом, синей краской из баллончика, на стене была надпись: «ДЛЯ ДНР».
К вечеру приехал Сосед с двумя бойцами в кузове, которые выгрузили сорокалитровую алюминиевую флягу с рыжеватыми подтёками возле крышки.
– Парни, будите всех кто спит, борщ привезли, – сказал Сосед и, запрыгнув в кабину, стал разворачивать «Урал».
Кто-то из бойцов положил на стол пару саек хлеба и несколько головок чеснока. После такого сытного ужина я отправился бродить по территории нашего лагеря, а заодно узнать, где находятся туалет. Оказалось, что два туалета сгорели, и теперь все пользовались руинами шашлычной.
Когда я подходил к столовой, меня встретил Пух.
– Шершень, сказали же не шариться по местности, парни ещё не всё проверили, ты где ходил?
– Возле кафе прогуливался.
