служебном формуляре, лишь «домашнее воспитание»[19]. Однако просвещенная и культурная семья обеспечила ему хороших учителей и наставников. В результате он постепенно сформировался, как человек разносторонне образованный. При этом Гулькевич не только свободно владел основными европейскими языками (что являлось обычным для дипломатов). Он, по заслуживающему доверия позднейшему описанию П. Н. Савицкого, никогда «… не удовлетворялся светской поверхностностью, которая нередко была свойственна окружавшей его среде. Он был человеком… с горячей жаждой непрерывно ее [
Одним из важнейших залогов успехов посланника на дипломатическом поприще было его умение много и упорно трудиться. Работоспособность руководителя казалась Савицкому, по его собственному выражению, «сверхчеловеческой». В то же время Гулькевич, наделенный большим личным обаянием, ни на минуту не забывал о важности поддержания доверительных связей с представителями местной элиты. «Самую тщательную кабинетную работу и работу деловых бесед, – с восхищением вспоминал позднее о своем шефе П. Н. Савицкий, – он сочетал с блистательным выполнением своих светских обязанностей. Только вековая дипломатическая и светская традиция способны создавать то “умение очаровывать”, представителем которой являлся Константин Николаевич»[21].
Подводя итог, можно сказать, что вкупе с демократизмом и обаянием Гулькевича его либеральная политическая ориентация, незаурядная образованность и стремление постоянно пополнять багаж знаний (что убедительно подтверждают письма, публикуемые ниже) были Броку особенно симпатичны.
Профессионально Гулькевич оказался неплохо подготовлен к самостоятельной работе. До приезда в Норвегию он около тридцати лет провел на дипломатической службе в различных «заграничных установлениях» царского МИДа в Западной Европе и в Османской Турции. Помимо этого К. Н. Гулькевич имел опыт работы в центральном аппарате министерства, что значительно расширило его политический кругозор[22]. Перед войной последовало назначение его советником в российское посольство в Риме, а позже в Константинополе. После начала войны и разрыва отношений с Турцией дипломат вновь вернулся в центральный аппарат МИДа и был с повышением определен на должность руководителя его 2-го (Ближневосточного) отдела. В этом качестве он участвовал в разработке руководителями министерства соглашения о присоединении к Антанте Италии и успешных для России переговорах с союзниками о будущем черноморских проливов.
Назначение Гулькевича посланником в Христианию состоялось «Высочайшим повелением» в начале марта 1916 г. [23] 4/17 апреля состоялось вручение его верительных грамот королю Хокону VII. Новый посланник энергично взялся за изучение новой для него политической обстановки и вскоре известил Петроград, что потенциальная опасность выступления со стороны Швеции миновала. После этого противостояние воюющих блоков в Скандинавии переместилось в сферу информационной и экономической войны.
В итоге тщательной и комплексной оценки ситуации посланник инициировал необходимость более активной русской политики в Норвегии, в целом одобренную в Петрограде. Сам Гулькевич определял ее как
Следуя выработанному взгляду, Гулькевич в продолжение своего пребывания в Христиании[24] всячески способствовал установлению связей представителей делового мира Норвегии с русскими финансистами, промышленниками и высокопоставленными сановниками, стоявшими во главе правительственных ведомств в Петрограде. Заинтересованность норвежских компаний в долговременных и выгодных инвестициях в Россию, усилившуюся во время войны, посланник считал не только надежным фундаментом сближения двух стран, но и дополнительным ресурсом привлечения капиталов и современных технологий для скорейшего хозяйственного подъема Русского Севера и Сибири.
Почва для успеха таких действий российской дипломатии оказалась к тому времени уже подготовлена. Представители норвежского бизнеса сделали ставку на победу Антанты и спешили (как и шведы) занять на российском рынке, избавленном от засилья Германии, выгодное положение. Норвежский деловой мир в лице его видных представителей с оптимизмом смотрел в будущее русской экономики и связывал с ней собственные интересы. Известны контакты, которые Гулькевич поддерживал с владельцем крупной судоходной компании Томасом Фредриком Ольсеном, руководителем страхового общества «Норвежский Ллойд» Альфом Ларсеном Вистом, лесозаводчиком и бумажным фабрикантом Элиасом Кьяэром, директором правления Сибирского акционерного общества пароходства, торговли и промышленности Йонасом Лидом, банкиром Патриком Фолькмаром, членами правления «Большой Норвежской Шпицбергенской угольной компании». Все они в той или иной мере занимали позицию сторонников экономического сближения с Россией.
Наиболее слабыми с точки зрения предпосылок к сближению оказались в Норвегии информационные позиции России. Плохая осведомленность и негативные стереотипы восприятия России и русских сложились в этой стране не в последнюю очередь вследствие пассивности царской дипломатии. Посланник в личном письме руководителю отдела печати МИДа А. И. Лысаковскому об этом с огорчением писал: «Когда я прибыл сюда, то с болью в сердце увидел, что нас здесь вовсе не знают… О стране имеют смутное понятие. Большинство полагает, что русские – это какие-то некультурные варвары, мечтающие отнять у Норвегии ее Север. Лишь меньшинство читало переводы отдельных созданий Толстого, пожалуй, Достоевского. Меломаны знают благодаря Сафонову[25] 6-ю Симфонию Чайковского. И это все»[26].
В итоге Гулькевич пришел к заключению, что при подобных условиях работу дипломатов следует направлять главным образом на улучшение искаженного предубеждениями и страхами образа России и русских. Он предпочитал при этом действовать посредством установления связей с влиятельными норвежскими журналистами, учеными, общественными деятелями и крупными предпринимателями. Гулькевич, как дипломат, лучше многих
