Остальные формальности установим по Вашему возвращению сюда. Еще раз извиняюсь в причинении Вам столького беспокойства и вновь приношу Вам выражение самой глубокой и искренней признательности.
Сердечный привет Вашей милой семье
5
25/12 VI 1917 Стокгольм [45]
Лишь сегодня удается «урвать» минутку, чтобы побеседовать с Вами и вновь сказать Вам и дорогой для меня семье Вашей самое сердечное спасибо за ласку и любовь, которые я видел денно и нощно с Вашей стороны. Такого чувства я никогда еще до сих не испытывал и вероятно не испытаю – но и за этот год счастья искренне благодарю бога. Одновременно радуюсь, что как бы ни были обстоятельства, чувства всех Вас ко мне, как и мои ко всем Вам,
Глубоко радуюсь Вашей предстоящей поездке в Петроград. По крайней мере, я буду иметь в ней утешение (в нем Вы мне не откажете) Вас приютить на несколько дней по пути в Россию и обратно. Устройтесь лишь так, чтобы за Ваше отсутствие телеграммы (только самые важные) посылались кем-либо из Русских (Мадам Теттерман?[46]).
Письмо госпожи Косс[47] при сем возвращаю. В виду ее связи, хотя бы денежной, с Австрией, не могу писать ей прямо. Но посоветуйте ей зайти ко мне в Миссию часов около 10 – в любой день – я с ней условлюсь, как поступить ей и надеюсь помочь переправить ее дочь в Россию.
Я страшно утомился путешествием в Россию, но рад, что меня вызвали в Петроград. Я видел многое, что внушает мне веру в лучшее будущее и в возможность поддержания победы порядка над анархией. Пессимистичен был лишь Шингарев[48], остальные куда бодрее и увереннее.
Не нахожу слова, чтобы благодарить Вас за Вашу статью в «
Если бы Вы знали, как тяжело у меня на душе и как меня тянет в Норвегию, дорогую, обожаемую мною Норвегию. Не знаю, когда рана закроется и заживет… и заживет ли…
Я читаю
Засим целую ручки дорогой Вашей жене, а Вас и детей нежно обнимаю.
Полил ли дождь Ваш картофель?
6
28/15 VII 1917 Стокгольм
Все это время собирался писать Вам, но мне не удается высвободить ни одной минуты для личных дел. Посетители приходят с 9 часов утра, и лишь около 8 часов удается вздохнуть свободно, хотя бы не без сильного переутомления. Мне же давно хотелось поблагодарить Вас за дружескую надпись на Ваших ценных переводах Толстого, а также за «Говоры к западу от Мосальска»[52]. Филологические вопросы всегда увлекали меня, и я с особенной радостью прочту Ваши книги в один из первых вечеров, когда буду себя чувствовать уже не в силах заниматься обычной работой. Большое спасибо Вам, дорогой!
Уже прошло два месяца, с тех пор как я Вас покинул. Я никак не могу привыкнуть к мысли, что мне пришлось расстаться с Вами, милыми всеми друзьями и дорогой Норвегией. Как здесь все отлично от Вашей бесподобной страны! Насколько у Вас дышалось беспечно и бремя жизни не чувствовалось вовсе. Здесь полное отсутствие легкости и радости существования. Местные деятели не искренни, хотя вежливы во внешних движениях (поклоны и т. п.). Быть может, что когда будет преодолено во мне нежелание считаться с неизбежностью случившегося, и удастся подчиниться последнему, то тогда несколько смягчится и отчужденность от окружающей меня обстановки. Но на это уйдет много-много времени!
Политической здесь работы гораздо более, чем в Христиании, но поэтому во мне все более и более крепнет убеждение что Норвегия и Россия должны искать ближайшего сближения. Ответственность здесь громадная. Масса вопросов требующих напряженного внимания и безотлагательного их решения в
