молодые (по возрасту) и не очень, чьи имена никому ничего не скажут, но они обладают значительным творческим потенциалом, и наверняка будут интересны читателям. У нас долгое время была своеобразная «дырка», разрыв между писательскими поколениями. С другой стороны, были писатели «старшего» поколения: Мамлеев, Лимонов, Виктор Ерофеев, Сорокин, Пелевина можно отнести туда же, потому что идеологически он сформировался в 1980-е годы. И на протяжении примерно десяти лет им не было смены, альтернативы. В ближайшие два-три года появится много новых авторов, и литературный пейзаж очень сильно поменяется. Ведь сейчас очень много пишут. В основном это ерунда, но на сотню все равно приходится один-два достойных человека. Я полагаю, что у Александра Уварова очень большое будущее, интересны Тарасов, Борисов. Надеюсь, что они заявят о себе после того, как мы их напечатаем.
Корр: Как можно соотнести литературную ситуацию в России и на Западе?
ИК: В каждой стране своя ситуация. Я полагаю, сейчас идет оживление европейской континентальной литературы (Восточная Европа, Германия, Франция). Определенный застой наблюдается в англо-американской литературе. Любой процесс, в том числе литературный, подчиняется каким-то ритмам, циклам, вроде времен года. Есть подъемы и спады. У нас в России в 1990-е годы был застой, несмотря на большое количество издаваемых тогда книг. Многие произведения не были самостоятельным явлением, во многом оставаясь продолжением 1980-х годов. В конце 1980-х был быстро реализован потенциал, неизрасходованный в советское время, много печаталось «полочной» литературы, эмигрантов, шестидесятников. А потом образовалась та самая «дырка». Если говорить о специфике России вообще, то по-прежнему русская литература будет оставаться очень особой. Потому что мы, как и раньше, принадлежим одновременно к двум разным мирам. Расставив «ноги» над «пропастью», мы одной ногой стоим в западной среде, другой — в колониальном мире. Русской литературе свойственна некая химеричность — хвост от одного животного, голова от другого.
Корр: «Голова» европейская, «хвост» азиатский?
ИК: С какой стороны посмотреть. Вы знаете, с какой полоски начитается зебра?
Корр: Вы продолжаете писать и переводить?
ИК: В последнее время этот мой вид деятельности находится в крайне подавленном состоянии, к моему огромному сожалению. Правда, за последние три года я столько напереводил, что можно и отдохнуть. Пока издательская работа находится на первом плане.
Корр: Вам хватает времени, чтобы читать?
ИК: За пределами профессии издателя практически нет. Это обедняет жизнь и создает дискомфорт. Я, конечно, буду продолжать писать и переводить, только пока не знаю когда. Мы издаем книги чуть больше года, и еще очень многое находится в процессе становления, некоторые проблемы принимают преувеличенные формы из-за нехватки опыта, кадров. Но рано или поздно любое предприятие приходит к стабильности.
Корр: Сколькими языками вы владеете?
ИК: Для того, чтобы переводить, тремя: английским, французским и итальянским.
Корр: Правда ли, что некоторые книги «Ультра. Культуры», в которых якобы пропагандируются наркотики, изымаются из продажи?
ИК: Нет, конечно. Применяются другие методы — запугиваются продавцы. Это такое классическое ментовское пугалово. Приходят и говорят: «Если будете продавать, у вас будут проблемы». Все эти действия не имеют под собой никакой законной основы, они вне рамок чисто юридической практики. Это кампания политического характера.
Корр: Лично на себе вы испытываете давление?
ИК: Нет, они умные стали и понимают, что если затрагивать публичные фигуры, проблем и шума будет гораздо больше, чем пугать продавцов и владельцев магазинов, которые просто зарабатывают свои деньги.
Корр: В России существует цензура?
ИК: Конечно, она есть в любом государстве в той или иной степени.
Корр: Но ведь органа цензуры нет…
ИК: Два раза на одни и те же грабли не наступают. Методы давления и влияния американского типа тоже могут быть эффективными, и они не требуют подключения государственного аппарата, законов, критики со стороны международных организаций и тому подобного. А цензура как система может существовать только в том случае, если она опирается на определенную идеологическую систему. Поскольку она у нас отсутствует, идет борьба с отдельными авторами и наименованиями, нежелательными по каким-то политическим причинам. Понятно, что не любят наши власти книжки про Чечню. В последнее время пошла антинаркотическая кампания. Но единой системы оценок нет, и не может быть, потому что у государства нет идеологии. И это государство идет по пути решения частных проблем полицейскими методами. Для этого цензура не нужна, нужен полицейский аппарат, который будет оперативно вмешиваться в ту или иную проблему. Система цензуры носит целевой характер в государстве, которое имеет определенную цель. А у бандитов не может быть цензуры. Кто-то помешал, на него «наехали», для этого не надо проверять всех бандитов.
Корр: Складывается впечатление, что ваше издательство довольно политизированная организация…
ИК: Издательство «Ультра. Культура» политизировано настолько, насколько политизирована сама жизнь. Наша политизированность воспринимается как повышенная на фоне чрезмерной деполитизированности основных мейнстримовых российских издательств. В условиях другой страны
