– Дома чаще надо находиться, а не со своими зазнобами по барам шляться, тогда бы понимал всё и лишних вопросов не задавал.
Она сняла с себя китель и повесила на спинку стула:
– Снимай с себя пуловер, у меня тепло, или ты думаешь, придёшь, отметишься и уйдёшь. Ничего не получится, клетка захлопнулась, я тебя никуда не отпущу, – она положила ему руки на плечи.
– Я ключ спрячу далеко, и не пытайся его искать. – Она покрутила ключ на колечке и зажала его в кулаке. – Ты представить себе не можешь, как я тосковала по тебе.
– Надь, я в принципе в законном побеге до утра, но у тебя Андрей дома?
– Ты заметил, что у меня из старой обстановки, один компьютер остался? Я всё старое вынесла на кухню Андрею. Он кстати тоже взял себе компьютер, только, Интернетом я ему пользоваться не разрешаю. Мы с ним официально больше не супруги, в прошедшую среду нас развели. Он написал на меня жалобу по месту работы. После своей трагедии у него совсем крыша съехала. Обвинил меня в безнравственности, и тебя приплёл туда. Написал, что мы с тобой в стенах милиции в присутствии посторонних людей, осуществляли какой – то петтинг. Слово нашёл иностранное.
– Петтинг, – это обоюдные ласки, – объяснил Колчак. – Ты меня в щёчку чмокнула, я тебя в ушко. Вот тебе и петтинг.
– Сейчас я знаю значение этого слова, – проглатывая от возбуждения слова, рассказывала Надежда. – У меня всё обошлось хорошо, мне поверили больше. Я им объяснила, что развод возбуждён по моей инициативе, так – как не могу постоянно быть ему матерью. А после этих низких и подлых жалоб меня и Гаагский суд не заставит с ним находиться под одной крышей.
Она расстегнула на Вовкином пуловере пуговицы и оставила его в одной рубашке.
– Располагайся, нам с тобой о многом нужно поговорить, – усадила она его в кресло, – я сейчас быстренько на стол приготовлю.
Она заставила стол разными закусками и выставила бутылку коньяку и бутылку водки.
– Надь неудобно, – сказал Колчак, – давай Андрея пригласим на минутку?
– Только на минутку, не больше.
Она привела Андрея и усадила на маленький стульчик, налив ему в коньячную рюмку водки.
– Наденька, а мне можно вместо водки коньяку налить? – спросил он.
– Коньяк, для настоящих мужчин, а женщинам водка. Ты выпивай, кушай и уходи. У нас с Колчиным важный разговор будет.
Он, молча, выпил водку, закусил её маринованной селёдкой и вытер пальцы салфеткой:
– Я знаю, о чём вы будете говорить. О моих марках, – сказал он.
– Прямо, только и забота нам думать о твоих марках. Пора давно забыть про них. Они где – ни будь, распространились уже за бугром, – задела за живое его Надежда, – контрабандистам в нашей таможне сейчас раздолье. Секретное оружие за кордон вывозят, а твои марки, которые весят не больше пятисот грамм и подавно провезут.
– Андрей, а что действительно твоя коллекция была такая дорогая? – поинтересовался Колчак.
– Это, смотря в какой стране её продавать, – сказал он, – если у нас в России то поменьше. Если во Франции или Бельгии, то на них беспечно можно жить до конца своей жизни, купаясь в роскоши, и детишкам ещё перепадёт. Но я никогда не думал о продаже, они для меня бесценны. Я продаю только двойников.
– Хватит о марках, закрывайте эту тему. Давайте за мои погоны выпьем, – предложила Надежда, да я сниму эту амуницию, мне в ней тесно.
Они выпили.
– Теперь уходи, – сказала Надежда Андрею.
– Наденька ну дай мне покушать немного колбаски и спаржи, и я уйду к себе, – упрашивал он её.
– Ешь, но я боюсь, что тебе моя пища комом в горле сейчас встанет.
Она встала, сняла с себя галстук, затем форменную рубашку и положила сверху кителя. Затем она щелкнула застёжками лифчика, и он у неё оборвался, словно тетива у лука и упал на пол, обнажив не потрепавшие красивые груди.
Всё это она проделывала с необыкновенным изяществом, Андрей смотрел на неё и Колчака и чуть не плакал. Колчак отвёл от неё взгляд. Она подошла к столу и прикурила сигарету:
– Всё уходи, немедленно, – показала она Андрею на дверь, – остальное бельё я буду снимать при настоящем мужчине. В холодильнике наложишь себе гречку и котлету и продолжай свой ужин на кухне. Ты здесь не нужен!
Он раздавленный и оскорблённый, согнув спину перед Надеждой, как бы кланяясь ей, повернулся и пошёл в кухню.
– Надя, так нельзя это до невероятности жестоко, – укорил её Вовка. – Он в таком состоянии может в петлю залезть, напишет предсмертную записку. И тебе нарисуют статью за умышленное доведение человека до самоубийства.
– Ничего с ним не будет. Он трус и тряпка, подобные ему люди добровольно из жизни не уходят. Он боится всего. Рака, ящура и гриппа. Покупает витамины и сосёт один их. Брать себе старается те продукты, которые дают долголетие.
– Надя, ты не забывай, что он бесплатно откушал Чернобыльской пыли, вот и профилактирует себя.
