следом за Боровиком. Облюбовав себе, место в холле около кадки с большой пальмой, они закурили:
– Это, что за важный язь появился в зале? Что ты перед ним расшаркивался? – спросил Боровик.
– Этот тот самый Лука, с берега Минина, который требует с нас бабки на общак и лично с меня четыре тысячи баксов для личных нужд.
– Что он собой представляет? – поинтересовался отчим.
– Безбашенный и наглый, как танк. С головой не особо дружит. Ему человека подрезать, как нам с тобой высморкаться. За глаза его называют Муркет – дурак. Деловые люди, его на расстоянии держат, но уважают.
– Я ни к ворам, ни к другой швали филантропию не проявляю. Плачу только тем людям, кто мне нужен. Захара напоили общаком досыта, а этого накормим маслятами. Им раз поможешь, на шею сядут. Ты сделай вот сейчас, что, – Боровик задумался.
– Что? – Говори! – Я тебя слушаю.
– Они сидят бедненько за столом. Ты дополни им от себя заказ. Сам смотри не надирайся, но веди себя как пьяный, – тихим голосом, смотря по сторонам, напутствовал его Боровик. – Предложи свою машину с Петром. И не забудь в дорогу пивом и водкой их снабдить. Кактуса посадишь вместо штурмана, ему не помешает на тот берег сгонять. Пускай изучает адреса. Персонально каждого пускай до дверей проводит.
– А второго зачем? – спросил Фура.
– Какой – же ты тупой, – он может быть в перспективе нежелательным свидетелем, а нам это не нужно. А завтра или во вторник, я Кактус и ты поедем вместе на ту сторону. Заедем в затон, а потом на заимку заглянем.
– Чего там делать? Я на той неделе проверял её, – недовольно сказал Фура, – метел много, их надо вывозить, но пока не куда. Бичи без работы сидят. Разбегутся, потом ищи новых.
– Зимой, они из этого леса не побегут. Таких случаев у меня за пять лет не было. Узкоколейка далековато стоит, а пешком по снегу они не решаться рвануть в город. Замёрзнут на хрен. И кто от сытного котла убегать станет. Работы ни в коем случае не прекращать. А съездить туда необходимо. Я хочу посмотреть, что там творится. Клиент, что со мной сидит за столом, нашёл на них постоянный выгодный взаимозачёт. Каждая метла червонец, берём на бартер кирпич цемент в их городе. Ты едешь туда и на месте, прямо с конвейера реализуешь обменный товар немного ниже заводских цен. Доходы колоссальные для зимы. И транспортные расходы минимальные. А вы если в офисах будете штаны протирать, ничего не заработаете.
…Боровик последнее время постоянно раздражал Фуру придирчиво – требовательными взглядами и нравоучениями, будто пасынок ему был многим обязан. За те года, которые он провёл за решёткой, Боровик неплохо поживился за счёт Лабы. Мазут приносил большие доходы, которые прилично помогли Фуре при помощи влиятельного родственника жить вольготно на зоне и сократить ему срок. Поэтому никогда Фура вслух Боровику не перечил. Хотя в этот день за столом до их разговора, он заикнулся своим друзьям, что пора вершить раздел. Плавкран и буксир отдать Боровику, а себе забрать Лабу и катер.
Выслушав ценные указания своего родственника, Фура затушил окурок, воткнув его в чернозём пальмы, и пошёл за свой столик.
Позднее, когда на город опустятся густые сумерки, Луку изрядно выпившего посадят в БМВ и доставят с шиком в тихий и безлюдный посёлок. Фикса в машину не сел, так как жил сзади ресторана Плёс.
Через день джип подъехал к затону. Боровик поднялся на плавкран, где пробыл не больше тридцати минут. А Кактус с Фурой остались сидеть в машине.
– Здесь ликвидировать Луку, всех проще, – сказал Кактус.
– Почему ты так думаешь? – спросил Фура.
– Если я в столовой его замочу, там есть вероятность засветить своё фото. И для реализации столовых планов потребуется время, чтобы изучить обстановку, – рассуждал Кактус, – а здесь тишь, гладь и божья благодать. Ты говоришь, он к семи приходит на работу. Я его на лыжной трассе буду ждать в это время. А машину оставлю в переулке, где поле кончается. Дело сделаю, лыжи сниму и за руль. Проще простого.
– А если он не один выйдет на работу, что будешь делать?
– Позвонишь ему и извинишься. Найдёшь отговорку. А я лыжные кроссы по утрам буду делать, пока не улучу своего момента. Остальное тягло тебя тревожить не должно. Ты мне дал клиента. Ты заплатил. Я выполняю.
– Я тебе ничего не давал и не платил. Это отчим постарался. Мне мокрые дела не нравятся. Но ты всё равно Кактус смотри, тебе виднее. Здесь осечек не должно быть. Если он останется в живых, нам всем придётся не сладко. Мужики в этом городе дружные и отчаянные. Сева Пескарь недаром здесь со всем городом дружбу водит.
Кактус задрал рукав у куртки, где у него блеснули на руке золотые часы с браслетом.
– Видишь, Патек Филипп, швейцарская сборка. Двадцать пять тысяч зелёных стоят. Ими владел, самый отчаянный мужик, вор в законе Захар, – Пескаря лучший друг. Теперь они у меня. Делай выводы кто сильней.
– Помню, я этого Захара, – скривил лицо Фура, – платил ему раньше немного. Но он не наглый был вор. Меня ни разу на кукан не брал. Я даже плохого слова от него не слышал. А когда меня упекли. Он с отчима много запросил. Мне на свиданке отчим рассказал всю эпопею с Захаром. Вроде много лет прошло пока тишина, но если воры узнают, кто замочил Захара, то вам всём будет труба, да и мне доски придётся сушить на гроб. Хоть я и не при делах
