У его старших товарищей была припрятана водка для особых случаев. Со стакана водки, его даже не развезло, чему Вовка удивился, и никто из окружающих не заметил, что он был под хмельком. Дождавшись отбоя, он лёг спать, а утром со свежей головой пошёл на работу. Настроение у него было хорошее. В передаче, что ему сделал Август, кроме продуктов было множество необходимых вещей и разных принадлежностей, которые были необходимы на зоне. Всё это он убрал до приезда Хлястика. Так, как понимал, что носки сорок шестого и сорок второго размера не могут быть адресованы одному лицу, как и всё остальное.
…В назначенноё время к котельной приехали Марека и Джага. Горыныч и Вовка стояли на угольной горе. Они махали Вовке рукой.
Колчак крикнул им:
– Кидайте быстрей?
Первой полетела грелка с водкой. Она приземлилась в лужу около запретки. Колчак быстро съехал с угля, зацепив полные ботинки угольной пыли, схватил грелку и бросился к цеху. Но он слышал, как за грелкой следом раздался глухой удар о землю увесистого свёртка, который должен был подобрать Горыныч. Выстрелы с вышек раздались уже позже, когда они оба были в безопасности. Они забежали к Горынычу в мастерскую. Из разорванного свёртка торчали пачки индийского чая со слоном, и какие – то таблетки.
Колчак не стал думать и гадать. Он решил весь подогрев отдать Горынычу, чтобы он его надёжнее спрятал и пошёл посмотреть атмосферу на производственной территории.
Услышав автоматную очередь, у главных ворот столпилось много заключённых. В кругу толпы стояло два надзирателя. Один из них открывал пачку чаю со слоном. Запустив в неё пальцы, он извлёк оттуда четыре ампулы с морфином. Надзиратель прочитал и положил вместе с чаем к себе в карман.
– Это препараты серьёзные, пускай кум ищет получателя, – сказал он.
Вовка догадался, что этот чай из его узла. Он пришёл к Горынычу и увидал, что чай был уже пересыпан в целлофановый пакет и спокойно лежал на столе.
– Ты уже высыпал его из пачек? – спросил Колчак.
– Да, но там одна пачка упала прямо в запретку. Чтобы подозрений не наводить, я ссыпал его в пакет. А чай напрасно они привезли, его тут валом разных сортов в ларьке лежит.
– В пачках ничего не было? – спросил Колчак.
– Нет, а что там должно быть?
– Думал, что положат, – не стал Колчак ему говорить, что обнаружил надзиратель в пачке.
– Главное для меня лепёшки, – сказал Горыныч, – показывая Колчаку тугую пачку, перетянутую скотчем таблеток тазепама.
– А с водкой чего будем делать? – спросил Колчак.
– Толкнём, – я водку не пью, ты тоже. Зачем она нам.
– Продавать я ничего не буду, – сказал Колчак.
Забрав, грелку он ушёл из мастерской. В аккумуляторной мастерской он нашёл Дыню:
– Водку сегодня пьёшь? – спросил он у Дыни.
– Нет, не пью, но компанию могу составить, – ответил он. А у тебя, что водка есть? – спросил он.
Вовка ничего, не говоря, вытащил из – за пояса штанов грелку водки.
– Пейте, мне сегодня ребята подвезли.
– Так это за твой грев автоматчики пальбу подняли?
– Наверное.
– Ты знаешь, что он заряжен морфием был?
– Теперь знаю, но я у друзей его не просил. Это они перестарались. Таблетки для Горыныча только.
Дыня занервничал и заходил по мастерской:
– Зачем ты с ним связываешься? Тебе же говорили, не контачь с ним. Он повязан своими делами с Кнопом, а Кноп – это кумовской работник. Буржуя нашего кореша впрудил за всю масть. Он себя уже приговорил, а сидеть ему долго. С Горынычем Хлястик, разговаривал не раз, чтобы не вязался с сукой Кнопом. У нас есть догадки, что этого Кнопа кум подкармливает наркотой, потому что дня не бывает, чтобы он не ужаленный был. А Горыныч дождётся скоро, что с ним знаться никто в зоне не будет.
Услышав слова Дыни, Колчак сразу вспомнил запись на стене в изоляторе, но рассказывать про неё не стал.
– А водку на воскресение оставим, – сгодится после бани, – пряча за ящик грелку, сказал Дыня.
В воскресение Колчака вызвали на свидание, к нему приехала мать с дядькой Иваном. Там он узнал от Ивана, что лекарство в количестве тридцати ампул передал лично он сам ребятам, для дяди Жоры, который без них в иные дни обходиться не мог.
Колчак понял, что Горыныч его обманул. В пачках с чаем оставалось ещё двадцать шесть ампул. Об этом он сказал Дыне и Шимми.
– Мы ему сейчас словесное внушение сделаем за это крысятничество, – сказал Шимми, – а Хлястик заедет пускай сам с ним разбирается. Горыныч
