Надо ходить к местному доктору хоть раз в 10 дней… Имеете ли адрес доктора? Если нет, пишите, я разыщу.
Но главное — сон…
Пишите
Надя кланяется! Жму руку и желаю отдыхать хорошо.
Ваш Ленин.
P. S. Не очень ли скучаете? Если да, могу устроить Вам визиты знакомых из Женевы и Лозанны. Но не утомят ли Вас визиты? Пишите!
Есть ли ванна в Вашем пансионе?»[125]
Фёдор Никитич — это депутат IV Думы, рабочий-текстильщик Самойлов, приехавший подлечить нервы в швейцарский Монтрё. И вот Ленин из Кракова беспокоится о том, как устроен товарищ, не очень-то к «европам» привыкший.
В апреле Ленин в письме из Кракова в Берн адресуется по поводу Самойлова к партийцу Г. Л. Шкловскому:
«Дорогой друг! Вчера получил тревожное письмо от Самойлова. Ему хуже. Не спит.
…Ужасно то неприятно, ибо мы взялись, так сказать, его вылечить. Посылаю ему сегодня рекомендательное письмо здешнего нервного врача Ландау к доктору
Видимо, надо свозить Самойлова к лучшему нервному врачу и перевести в санаторий, где был бы систематический уход и присмотр. Сделайте это пожалуйста, не стесняйтесь расходами… ибо во что бы то ни стало надо к осени поставить Самойлова на ноги…
Говорят, скука очень вредна неврастеникам. Но как тут быть? Взять Самойлова в
Пишите о результате визита к врачу…»[126]
В начале мая Самойлов сообщает Ленину, что находится в Бернском городском санатории и врач рекомендует ему физический труд. И Ленин опять пишет Шкловскому:
«Дорогой Г. Л.!
Что же не отвечаете насчёт Самойлова (непременно устройте ему физический труд — найдите крестьянина в окрестностях или огородника через социалистов…)
Такая черта Ленина и позволила после его смерти Владимиру Маяковскому, Ленина понявшему очень точно, написать: «Он к товарищам милел людскою лаской…».
ЧТО МОЖНО и нужно сказать, осмысляя и комментируя выше приведённые письма — вполне представительные для понимания сути жизни и работы Ленина до второй русской революции?
Уже в начале своей жизни, которая рано определилась как жизнь профессионального революционера, Ленин подходил к проблеме ведения революционной работы абсолютно трезво — без патетики и деловито. Через два с лишним десятка лет после эпохи «Союза за освобождение рабочего класса», стоя во главе страны, он сказал России: «Нам истерические порывы не нужны, нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата».
Вот ради того, чтобы революцию сопровождали спокойная убеждённость и мерная поступь людей дела, а не истерические возгласы и призывы, Ленин в эмиграции и работал.
В советские годы каждый школьник знал, что, когда до Симбирска дошло сообщение о казни старшего брата Александра, Владимир — ещё гимназист — сказал: «Мы пойдём другим путём!». И эти слова — явно не апокриф, то есть нечто, сочинённое позднее… Ленин — ещё не Ленин, а юный Владимир Ульянов — почти сразу увидел все звенья той «якорной цепи», на одном конце которой был глубоко засевший в иле истории «якорь» царизма, а на другой — тот «брашпиль», на который надо было намотать эту «цепь», чтобы снять с места застоявшийся «корабль» российского государства и направить его курсом на социализм.
Эсеровский террор, заговор, народническое упование на основное население — крестьян, — всё это был не тот путь, который вёл к победе народной революции.
Рабочие - пропаганда среди рабочих - общерусская газета для объединения сил - партия с ядром профессиональных партийных работников - пропаганда среди широких масс с задачей понимания массами необходимости завоевания политической власти - повседневная профессиональная партийная работа и подготовка условий для революции за счёт роста влияния партии в массах, — вот какой была надёжная, не разрываемая никакими репрессиями царизма «цепь» революционной работы. И Ленин изо дня в день эту «цепь» укреплял.
В подходящий момент, приложив нужные усилия, большевики должны были за эту «цепь» сорвать Россию с «мёртвого якоря».
А если бы — по тем или иным причинам — Россию сорвали бы с «грунта» царизма без участия большевиков, то…
То большевикам надо было быть готовыми вовремя перехватить руль государственного управления, чтобы российский «корабль» не сел на камни или на мель, а то и вовсе перевернулся…