Другим моим невероятно талантливым агентом, из тех, кого я представил Шпигельглассу, был молодой голландец по имени Ганс Брусс – сын видного профсоюзного лидера. Я пока не догадывался, что в ближайшие недели Гансу предстояло сыграть роковую роль. Я больше всех доверял ему – своему помощнику во многих секретных операциях. Он был близким другом моей семьи. Мне нравилась его молодость, и я очень хорошо относился к его жене Норе.
Итак, я готовился 22 августа отбыть в Москву на пароходе «Бретань». С того момента, как Райсс вышел из дела, и все время, пока я жил в отеле «Наполеон», за мной следили, и я ощущал себя, что называется, под колпаком. Когда приехала моя жена с ребенком и мы переехали в пансион в Пасси, слежка стала даже более навязчивой. Жена, гуляя в парке с ребенком, сразу заметила ее. Конечно, это был приказ Шпигельгласса. Она плохо себя чувствовала, и ее состояние еще более усугублялось беспокойством. В довершение всего ребенок заболел коклюшем. Когда определилась дата моего отъезда, стало ясно, что мне придется оставить семью здесь. Я сделал все необходимое, чтобы они могли последовать за мной через несколько недель.
Имея при себе паспорт на имя Шенборна, я около семи вечера прибыл на вокзал Сен-Лазар, чтобы сесть там на восьмичасовой поезд до Гавра, а оттуда уже отправиться в Ленинград на корабле. Примерно за десять минут до отправления я сдал свой багаж и уже сел на свое место в железнодорожном вагоне, как вдруг парижский агент ОГПУ вбежал туда с запиской в руках. Он сказал мне, что только что пришла телеграмма из Москвы с инструкциями, которые велят мне оставаться в Париже. Я даже не поверил ему, но еще через минуту один из моих людей влетел, задыхаясь, в вагон и сообщил, что только что получено еще срочное зашифрованное сообщение того же содержания. Я попросил показать мне телеграммы, но мне ответили, что они у Шпигельгласса. Я забрал багаж и сошел с поезда как раз в момент отправления его с вокзала.
И тут меня осенило: все дело с моим отзывом было затеяно для того, чтобы посмотреть, действительно ли я вернусь в Союз. Таким образом, я прошел проверку. Но меня это крайне возмутило. Я понял, что это не только конец моей работы в разведке. Я больше не вернусь в сталинскую Россию.
Я зарегистрировался в отеле «Терминюс» близ вокзала Сен-Лазар под именем Шенборна, чешского коммерсанта, чье имя я позаимствовал. Жена все еще жила в пансионе как мадам Лесснер. Я написал ей несколько слов о том, что не уехал. Той ночью я в одиночестве мерил шагами Париж, думая над вопросом, возвращаться мне или нет.
Следующие несколько дней я все время пытался понять, почему мой отъезд отложили в последнюю минуту. Сталин хотел дать мне последний шанс продемонстрировать свою преданность? Однако слежка за мной заметно усилилась. Вечером 26 августа я поехал с Гансом и Норой в театр на прощальную постановку по пьесе Горького «Враги», который давала советская труппа, находившаяся в Париже. Мы сидели во втором ряду. Во время первого антракта чья-то рука коснулась моего плеча. Я обернулся. Это был Шпигельгласс с несколькими приятелями.
– Вы можете завтра уехать с артистами на одном из наших пароходов, – сказал он мне.
Я зло посмотрел на него и попросил оставить меня в покое.
– Уеду, когда буду готов, – ответил ему я.
Я заметил, что Шпигельгласс и его приятели вскоре после этого исчезли из театра. Я телеграфировал в Москву, что вернусь вместе с семьей, как только поправится мой ребенок.
27 августа я перебрался в Бретей, что в паре часов езды от Парижа, и мы тихо жили там неделю, пока выздоравливал ребенок. Утром 5 сентября, открыв парижскую газету «Матэн», я увидел сообщение из швейцарской Лозанны, где говорилось о таинственном убийстве чехословацкого гражданина Ганса Эберхардта. Итак, они достали Игнатия Райсса!
Убийство Райсса наделало много шума в Европе, его также освещали в Америке и во всем мире. Полиция Швейцарии при содействии депутата Снивлита и вдовы Райсса провела очень серьезное расследование, которое длилось многие месяцы. Отчет по делу был опубликован Пьером Тезне в Париже в книге под названием «Убийство Игнатия Райсса». В ходе полицейского расследования были установлены следующие факты.
Ночью 4 сентября в стороне от дороги, ведущей из Лозанны в Шамбланд, был обнаружен труп неизвестного мужчины в возрасте около сорока лет, изрешеченный пулями. Пять пуль в голове и семь в теле. Рука умершего человека сжимала прядь седых волос. В его карманах нашли паспорт на имя Ганса Эберхардта и железнодорожный билет во Францию.
6 сентября в Женеве был найден автомобиль американского производства, который навел на след двух загадочных постояльцев отеля «Де ля Пэ» в Лозанне – мужчины и женщины. Они зарегистрировались 4 сентября и бежали, оставив багаж и не заплатив по счету. Женщину звали Гертрудой Шильдбах, она была немкой по национальности, но жила в Риме. Она состояла на службе в ОГПУ в качестве агента в Италии. Мужчиной оказался некий Роланд Аббиа, он же Франсуа Росси, он же Пи, уроженец Монако и один из парижских агентов ОГПУ.
Среди вещей, оставленных Гертрудой Шильдбах в отеле, была коробка шоколадных конфет, содержащих стрихнин. Сейчас она оказалась в руках швейцарской полиции как одна из улик по делу. Гертруда Шильдбах была близким другом семьи Райсса и часто играла с его ребенком. Видимо, она не смогла угостить Райссов отравленными конфетами, как приказал Шпигельгласс. Ведь в эту семью она приходила как друг.
Сама Гертруда Шильдбах не была устойчива в своих политических взглядах с того момента, как началась чистка, она могла достоверно сыграть роль человека, готового вместе с Райссом порвать с Москвой. Райсс знал о ее колебаниях и доверял ей. Он отправился пообедать с ней в ресторан близ Шамбланда, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. По крайней мере, он так думал. После обеда они решили немного прогуляться. И оказались на какой-то
