происшествие не с позиций абстрактных идеологических схем, а рассмотреть факты в строгой хронологической последовательности, пытаясь установить между ними взаимосвязь, то мы придем, на первый взгляд, к странному выводу: не революция стала причиной падения монархии, а именно свержение царя послужило детонатором для разрушительной силы социального взрыва. Но что тогда заставило Николая отречься от престола?
Даже беглого анализа будет достаточно для того, чтобы стало ясно: социально-политические условия для революционной вспышки в 1917 г. отсутствовали. Если бы буря случилась в 1915 г. или в первой половине 1916 г., то можно было бы искать объяснения в чувствительных поражениях русской армии на полях сражений в Восточной Пруссии, Галиции и Привислинском крае. Но где вы видели, чтобы революции случались как реакция на громкие победы? Если бы осенью 1941 г. советский народ устроил бунт против сталинского правительства, это можно было бы понять, и даже сам Сталин задним числом признавал за народом такое право. Но мыслимо ли, чтобы народное возмущение произошло после разгрома германцев под Сталинградом или в результате стремительного наступления Красной армии от Курска до Днепра?
Поэтому совершенно парадоксальным выглядит революционный взрыв, последовавший за победоносным наступлением генерала Брусилова в Подолье. Брусиловский прорыв был не просто первым стратегическим успехом русских войск в этой войне – он стал первым очевидным успехом Антанты в противостоянии с блоком центральных держав. До этого ни на Восточном, ни на Западном фронте союзники не могли даже в мыслях представить себе прорыв эшелонированной вражеской обороны на 150 км в глубину! Взятие в плен почти полумиллиона солдат противника казалось в тот момент фантастикой. Для сравнения: в Сталинградском котле Красной армии в плен сдались лишь 90 тысяч чуть живых от холода и голода солдат и офицеров вермахта и их союзников, а общие потери немцев составили до 900 тыс. убитых и раненых. Итогом же наступления на Волыни Брусилов считал совокупные потери австро-немецких войск в 1,5 миллиона человек. Таким образом, по своему масштабу русское наступление 1916 г. превосходило Сталинградскую победу. Следует также учесть значительно более благоприятные для Брусилова соотношения потерь между русскими войсками и противником, нежели в 1943 г. По общему мнению тогдашних стратегов, наступление в Подолии стало поворотной точкой войны, моментом, когда Тройственный союз утратил стратегическую инициативу.
Справедливости ради следует отметить, что план наступления был разработан не самим комфронта, а его начальником артиллерии генералом Ханжиным. Ханжин предложил сократить артиллерийскую подготовку до минимума, сведя ее к короткому мощному огневому налету, а также готовить наступление по всему фронту, отказавшись от сосредоточения «кулака», всегда обнаруживаемого противником. Командирам всех четырех армий Ханжин предписывал атаковать в том направлении, которое они сами изберут. Расчет строился на внезапности и мощи огневого налета русской артиллерии, за которой следовал массовый штыковой удар пехоты, на что за всю Первую мировую войну решались только русская и немецкая армии.
Расхожим объяснением причин Февраля стало то, что народ, дескать, устал от бедствий войны. А какие бедствия несли русские? Россия оказалась единственной воюющей державой Европы, которой удалось сохранить свои сырьевые источники. Англия в условиях морской блокады находилась в куда более бедственном положении. Франция сражалась в крайнем напряжении сил – положив миллионы солдат на Сомме и под Верденом, она при этом оказалась не в состоянии добиться хоть каких-нибудь ощутимых успехов. Радоваться оставалось лишь тому, что достижения немцев были столь же мизерны при сопоставимых потерях. К 1917 г. война окончательно превратилась в войну на истощение, а в этом случае у России было колоссальное преимущество: ее практически невозможно было истощить усилиями извне. А вот Германию, где население стало испытывать голод, а промышленность начала задыхаться из-за недостатка сырья, война на истощение ставила перед лицом неминуемого краха даже при отсутствии впечатляющих успехов Антанты на фронтах.
Как ни парадоксально, но именно благодаря войне русские крестьяне начали хорошо питаться, ибо с 1915 г. экспорт зерна за границу, обескровливающий деревню, практически полностью прекратился (в том году было экспортировано 17 млн пудов пяти основных зерновых культур – в 32 раза меньше, чем в 1913 г., когда этот показатель составил 554 млн пудов). Немало этому способствовало и введение сухого закона, поскольку громадное количество первосортного зерна, ранее пережигаемого на спирт, существенно пополнило продовольственные фонды. Несмотря на изъятие из сельского хозяйства трех миллионов рабочих рук, пашня была увеличена к 1916 г. на 20 %. Так что вместо голода России грозило пусть относительное, но продовольственное изобилие. Все воюющие европейские страны и даже нейтральная Швеция практиковали распределение продуктов по карточкам, а в России только в марте 1917 г. (вследствие революционного хаоса) сложилась ситуация, потребовавшая введения нормированного распределения продовольствия в крупных городах.
Если Франция во время войны поставила под ружье более 20 % мужчин призывного возраста, то в России этот показатель находился на уровне 8,5 %, то есть было еще далеко до того рубежа, когда промышленность начинает испытывать критический дефицит рабочих рук, тем паче что подавляющую массу рекрутов составляли крестьяне, а квалифицированные рабочие имели «броню». Разве женский труд использовался в российской тяжелой промышленности, тем более на военном производстве? Нет, а между тем в Англии молодые девушки в массовом порядке заменяли ушедших на фронт мужчин… где бы вы думали? – в шахтах и на дико вредном химическом производстве взрывчатых веществ! Вот это действительно свидетельствует о громадном напряжении сил нации, о колоссальных тяготах военного времени. Думаю, лишне будет говорить о бедственном положении Германии, вынужденной бороться на двух фронтах да еще помогать австрийцам в Альпах и туркам в Азии.
Да, потери России в самом тяжелом для нее 1915 г. были велики – 2,5 миллиона человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными, то есть 1,5 % от общего населения империи. Однако эти бедствия несопоставимы с нашими утратами 1941 г. Ведущие европейские державы во время Первой мировой страдали еще больше. В самом напряженном для Британии 1918 г. английские потери в Европе составили 806 тысяч человек, что равняется 1,8 %
