Страна советов забурлила. На помощь товарищам, застрявшим в чужом мире, поспешили миллионы умов.
Как и предполагал Молибден, коллектив теперь почти не обращал никакого внимания на другие проблемы. Все умы и вся энергия были направлены к небу.
Не ожидая коррективов, Павел приступил к постройке С3, не отступая от старых чертежей и лишь увеличив только размеры звездоплана.
С3 был готов через 1? месяца, несмотря на то, что в процессе работы приходилось делать различные поправки.
По новой конструкции звездоплан мог развивать гораздо большую мощь при подъеме с Луны, а также получил возможность пользоваться при спуске приборами, замедляющими падение.
От желающих лететь трудно было избавиться. Они ходили по пятам, преследуя Павла с такой настойчивостью, что он нередко терял самообладание. Он положил конец всему этому объявлением в газете, предложив Аэродинамическому клубу, клубу астрономов и клубу инженеров выделить для полета по одному представителю.
Наконец все было готово.
С3, закрытый блиндированными окнами, стоял, ожидай сигнала.
Три счастливца — Кроль, Бовин и Звезда — уже сидели за плотными стенами звездоплана.
— Пускай!
Это слово утонуло в ужасном грохоте.
Павел теперь не покидал Пулковской обсерватории.
Взоры его были прикованы к небольшой светящейся точке, которая мчалась в сторону Луны, удаляясь от Земли с потрясающей быстротой. Наконец она пропала из поля зрения. Но Павел не оставлял своего места. В тот час, когда по его расчетам С3 должен был прибыть на Луну, Павел сидел перед телескопом, дрожа от волнения.
Перед отлетом Бовину пришла в голову счастливая мысль — захватить с собою магний, с помощью которого он надеялся сигнализировать Земле.
— Одна вспышка, — прошелестело в сознании Павла, — благополучное прибытие. Две последующие вспышки — С2 разбит. Три последующие вспышки — не можем оторваться от Луны. Четыре вспышки — нет воздуха.
Для сигнализации было захвачено 150 килограммов магния.
Приближался час спуска.
Душевное волнение Павла достигло крайнего предела.
Он потерял сознание.
— Ур-р-ра!
— Ур-р-ра!
Павел открыл глаза.
Перед ним стоял седой Панферов и, широко распахнув руки, кричал:
— Ур-р-ра! Победа!
Схватив Павла в объятия, он тискал его, колол жестким подбородком.
— Дождались… Ты видел? Но что с тобой?
— Я потерял сознание… Вспышка была?
— Ну, да… И так ясно. Ах, черт возьми… Павел! Дорогой мой!
И снова седой астроном кинулся на Павла, тиская его в крепких объятиях.
— Постой! — освободился от возбужденного старика Павел, — через пятнадцать минут должно появиться следующее сообщение.
Он устремился к телескопу.
Прошло пятнадцать минут напряженного внимания. Но, увы, мертвая поверхность Луны оставалась неподвижной. Дикие и суровые скалы, хаотически нагроможденные, поднимались в телескопе, как страшный сон. Исполинские валы кольцевых гор сочилась мертвенной белизной. Пятна дна Эратосфена плясали на ретине воспаленного глаза.
Луна оставалась мертвой.
Так прошла ночь и наступил рассвет.
