Но это же преступление.
О пытках нам промывают мозги, о чекистских. А что, сейчас пыток нет, что ли, над всей Россией безоблачное ласковое небо?
В 2002-м, в декабре, как раз перед Днем Конституции, я в одной тюрьме увидел человека с жуткими свежими шрамами на запястьях. На мой вопрос он объяснил, что электроток к наручникам подключали. Не слабо, да, рядом с «воскрешением»?
А по «Коммерсанту-FM» получается, что только чекисты изверги, и народу это вдалбливают. Организованной группе по предварительному сговору нужно, чтобы только чекисты были извергами, чтоб использовать этих, давно, кстати, отошедших на тот свет чекистов в современной политической борьбе.
Ta gueule! Заткните свои пасти!
Но тот, кто должен бы заткнуть им пасти, безмолвствует.
Видимо, не понимая, что разжигаются чувства мести, ненависти, реваншизм, льют масло в неприязнь и нетерпимость. Или желая воспользоваться неприязнью одной группы населения к другой.
Все это очень опасно.
Многое в нашей стране запретили, Государственная дума наштамповала маленьких законов и закончиков сотни. Но запретили, я это утверждаю, не то, не тех.
Осуждают по статье 282 маленьких неловких ребят, и не замечают, как целые организации возбуждают ненависть и нетерпимость к красной России. Задались целью перевоевать результаты революции, перебить красных, чтобы отомстить за белых.
Не позволим.
Нужен закон, запрещающий оспаривать результаты революции.
Ta gueule!
Теперь Европа – это мы, Россия
У нас любят повторять: «Европа священных камней».
Ну да, они, небольшой континент стран, вообще-то не континент даже, а западное побережье Азии, бахрома на Азии, и только, навоевавшись вдоволь, взяли себе в привычку холить и лелеять свои здания и мостовые.
В некоторых странах они даже моют их с мылом. Мыли, во всяком случае. (Впрочем, в 13-м лагере в Саратовской области нас тоже заставляли мыть полы с туалетным мылом и били, если мы мыли с хозяйственным.)
Они также завели себе множество музеев, где уже века четыре держат свои картины. И держат утварь прошлых веков и наряды. Они развесили аккуратные таблички с названиями своих улиц. Они научили свои полиции выглядеть невозмутимыми и вежливыми.
Они ввели холодно-равнодушное выражение лиц, как эталон для лица образцового гражданина.
Они отрезали с двух концов шкалы лицевой мимики крайние выражения: с одного края отрезали отчаяние и слезы, а с другой – агрессию, гнев и негодование.
Они шествуют не спеша и не бегут, со спокойными выражениями лиц.
После двух мировых войн они ввели в моду как социальное поведение – такое прохладное, не злое, но на самом деле и не доброе настроение и внешний вид, соответствующий этому настроению, – такую полуприветливую осклабленность, рот приоткрыт в полуулыбке, клыки спрятаны.
О, эти европейцы!
Мы, Россия, – периферия, окраина европейского мира, многому от них научились, но поскольку мы периферия, то их достижения и новые традиции доходили к нам ослабленными и с опозданием.
Можно воскликнуть, и слава богу!
Они все века смотрели на нас двояко, то как на смешных, неуклюжих провинциалов, то как на опасных дикарей, живущих рядом чуть выше по глобусу, в морозных областях. Где-то раз в столетие мы им требовались.
То чтобы осадить Фридриха Великого в Семилетней войне XVIII века, то чтобы разбить «корсиканское чудовище» Наполеона в XIX и, в конце концов, подавить восстание Гитлера против современного их мира в XX.
Они так никогда и не привыкли к нам, а мы к ним.
К концу XX – началу XXI века европейцы значительно деградировали. Изобилие, накрывшее Европу в начале 70-х годов, пошло Европе во вред.
Они изнежились под действием двух факторов: технический прогресс и безжалостная эксплуатация всего остального, неевропейского мира. Они стали золотым миллиардом и, уподобившись варварам древней Римской империи, стали наслаждаться своей изнеженностью.
Сперва они пустили обитателей других несчастливых континентов на свои заводы. Чуть позже в свои полиции и армии. Франция и Великобритания были первыми в этих самоубийственных начинаниях.
Одновременно с этими роковыми ошибками европейцы совершили еще одну, вероятно, самую роковую. Движимые не раскаянием, но, вероятно,
