главе с Принцессой Фозрингтон, известной своим серебристым ржанием. Он даже послал за старой Олден Бесси, матерью Принцессы, теперь выполнявшей только легкие работы.
К четырем часам Доналд Уэйр, равнодушный к предстоящим подвигам пловцов, вернулся в Большой дом в одном из автомобилей, а мистер Гэлхасс остался, чтобы как следует рассмотреть породистых лошадей с мистером Менденхоллом, остальные же подъехали к бассейну, где встретили уже поджидавшего их Дика, и дамы тотчас затребовали обещанную им новую песню.
— Что она новая, не скажешь, — уточнил Дик, и его серые глаза лукаво блеснули, — и она вовсе не моя! В Японии ее пели, когда меня еще на свете не было, я не сомневаюсь, что еще задолго до того, как Колумб открыл Америку. К тому же это дуэт — с состязанием и с фантами. Я вас научу. Вы садитесь сюда, вот так. Паола споет ее со мной, я ей покажу; а вы все садитесь кругом.
Паола, как была в костюме для верховой езды, села в центре круга лицом к мужу, а все общество расположилось вокруг. Следя за его движениями, в такт с ним, она сперва ударила себя ладонями по коленям, хлопнула ладонью о ладонь, потом обеими ладонями о его ладони, как играют с маленькими детьми. Тут же он спел и песню, очень коротенькую. Она ее тотчас подхватила и вторила ему, подражая восточной интонации. Мотив был типично восточный, монотонный, и сначала довольно медлительный, но с захватывающим ритмом, постепенно ускоряющимся и очень увлекательным.
Последний слог выкрикивался быстро, стремительно, октавой выше остальной песни. И в ту же секунду Паола и Дик быстро как бы выбрасывали друг другу навстречу руки, или раскрытыми, или сжатые в кулак. Игра заключалась в том, чтобы руки Паолы повторили в ту же секунду жест Дика. В первый раз она угадала, и руки обоих оказались сжатыми в кулак. Он снял шляпу и бросил ее на колени Льют.
— Мой фант! — пояснил он. — Давай еще, Паола.
Снова они запели и снова захлопали в ладоши:
На этот раз при восклицании «Хой» ее руки оказались сжатыми в кулак, у него они были раскрыты.
— Фант! Фант! — закричали барышни. Паола озабоченно осмотрела свой наряд, как бы спрашивая: «Что же мне дать?»
— Шпильку, — и черепаховая шпилька полетела на колени Льют за шляпой Дика.
— Да что же это! — воскликнула она, оставшись без единой шпильки, не угадав семь раз подряд, как Дик сложит руки. — Не понимаю, отчего я такая неловкая и недогадливая. Ты, Дик, слишком проворен, никогда я не могу перехитрить тебя.
Снова они запели песню, она проиграла и, к великому огорчению миссис Тюлли, громко окликнувшей ее по имени, отдала в виде фанта шпору и грозилась отдать и сапожки, если проиграет и другую шпору. Но тут ей повезло, Дику пришлось отдать ручные часы и обе шпоры; потом она, в свою очередь, проиграла свои часы на ремешке и вторую шпору.
Они снова затянули песню, несмотря на увещевания миссис Тюлли:
— Паола, брось! Дик, как тебе не стыдно!
Но Дик, издав торжествующее «Хой!», снова выиграл, и Паола, при общем хохоте, сняла с себя один из своих сапожек и бросила его в кучку вещей, все выраставшую на коленях Льют.
— Ничего, тетя Марта, — успокаивала Паола миссис Тюлли. — Мистера Уэйра нет, а он единственный, кого это могло шокировать. Ну, давай, Дик! Не можешь же ты все время выигрывать!
Припев, выполняемый ими сначала медленно, постепенно ускорялся, так что теперь они попросту быстро-быстро, почти проглатывая первые строчки, спешили к концу, и хлопанье ладоней производило впечатление неумолкавшей трещотки. От движения и возбуждения смеющееся лицо Паолы зарделось ровным ярким румянцем.
Ивэн Грэхем, в роли молчаливого зрителя, втайне негодовал и страдал. Он знал эту игру в «Джонг-Кина» в исполнении гейш в чайных Ниппона, и, несмотря на то что привык к простым нравам Большого дома Форрестов, его раздражало, что Паола участвует в такой игре. Ему в эту минуту и в голову не приходило, что будь на ее месте Льют, Эрнестина или Рита, он просто с любопытством выжидал бы, до чего дойдет азарт игроков. Только впоследствии он понял, что все это так коробило его и так глубоко затронуло только потому, что играла именно Паола и что, следовательно, она уже теперь занимала в его мыслях больше места, чем он думал. Он сознавал только одно: он начинает злиться и ему стоит труда воздерживаться и не высказывать возмущения вслух.
Тем временем к куче фантов прибавились еще папиросница и спичечница Дика и второй сапожок, пояс, брошка и обручальное кольцо Паолы. Лицо