себе, своей самостоятельности и тому, что без преувеличения может быть названо величием души. Этого не ожидали в Париже, напротив, там полагали, что эскадре придется возвратиться для пополнения запасов к Иль-де-Франсу. Там не думали, чтобы было возможно оставаться в столь удовлетворительном состоянии у враждебного берега, так далеко от ближайшей базы. Сюффрен думал иначе: он рассчитывал, с чисто военным глубоким знанием и здравым пониманием своей профессии, что успех операций в Индии обусловливался господством на море и, следовательно, непрерывным нахождением там его эскадры. Он не побоялся попытаться сделать то, что всегда считали невозможным. Эта твердость духа, носящая отпечаток гения, должна быть рассмотрена, для правильной оценки ее, в связи с обстоятельствами того времени и предшествовавших поколений.
Сюффрен родился 17 июля 1729 г. и участвовал в войнах 1739 и 1756 гг. Он был первым под огнем в сражении Мэтьюза при Тулоне 22 февраля 1744 г. Он был современником д’Эстена, де Гишена и де Грасса – до наступления дней Французской революции, когда восстание народа показало людям, как часто невозможности бывают не невозможны, а Нельсон и Наполеон надсмеялись над самым этим словом. Его поведение и действия имели поэтому в то время еще и добавочную заслугу – оригинальность. Но его величественный характер был способен на еще более великие дела. Убежденный в необходимости удержать эскадру на ее станции, он осмелился не только игнорировать ропот своих офицеров, но и категорические приказания двора. Придя в Батакало, он нашел там депеши, требовавшие возвращения его к Иль-де-Франсу. Вместо того чтобы повиноваться им и снять с себя бремя ответственности, он ослушался их, приведя свои доводы: Сюффрен заявил, что, будучи на месте, он мог лучше судить, чем министр в Европе, о том, чего требовали обстоятельства. Такой вождь заслуживал лучших подчиненных и лучшего коллеги, чем тот, какого он имел в командире сухопутных сил. Позволяли или нет общие условия морской борьбы уничтожить английское владычество в Ост-Индии – остается сомнительным; но несомненно, что между всеми адмиралами трех наций не было ни одного, который был бы настолько же способен достигнуть этого результата, как и Сюффрен. Мы увидим его в условиях суровых испытаний и всегда на высоте положения.
После полудня 5 июля эскадра Сюффрена пришла на вид английской, стоявшей на якоре у Куддалора. Через час внезапный шквал снес грот– и бизань- стеньги с одного из французских кораблей. Адмирал Юз снялся с якоря, и оба флота маневрировали всю ночь. На следующий день ветер благоприятствовал англичанам, и оба противника оказались в боевой линии, идя правым галсом и держа на SSO, при ветре с SW. Так как потерпевший аварию французский корабль провел ночь в непростительной бездеятельности, не исправив своих повреждений, то число кораблей, готовых к сражению, было с каждой стороны одинаковое – по одиннадцати. В одиннадцать часов утра англичане спустились все вместе и атаковали противника, корабль против корабля, но, как бывает обыкновенно при таких условиях, арьергардные корабли не подошли так близко к противнику, как бывшие впереди их (план XVI, положение I). Капитан Шевалье подчеркивает, что их неудача была прекрасным возмездием за неудачу французского арьергарда 12 апреля [180], но упускает заметить в этой связи, что французский авангард как в этом случае, так и 3 сентября маневрировал столь же плохо, как и арьергард. В уме внимательного читателя остается мало сомнений в том, что, в общем, французские капитаны, как моряки, стояли ниже своих противников. В течение первой части сражения четвертый корабль во французской линии,
В час пополудни, когда бой сделался наиболее жарким, ветер внезапно переменился на SSO, задув в левую скулу кораблей (положение II). Четыре английских корабля:
