из них до настоящего дня связаны с грустными воспоминаниями о наших бедствиях, то мы все-таки можем быть уверены, что ошибка не всецело должна быть приписана им. Мы должны скорее порицать сущность операций, в которых они участвовали, и ту систему оборонительной войны, предписанную французским правительством, которую Питт в английском парламенте провозгласил залогом верного разрушения. Эта система, когда мы пожелали отказаться от нее, уже проникла в наши привычки; она, так сказать, ослабила наши руки и парализовала нашу уверенность в своих силах. Слишком часто наши эскадры оставляли порты со специальным поручением и с намерением избегать неприятеля; уже самая встреча с ним считалась неудачей. Вот каким образом наши суда вступали в бой; они подчинялись необходимости принять его, а не форсировали его… Судьба колебалась бы дольше между двумя флотами и не обрушилась бы, в конце концов, на нас с такой решительностью, если бы Брюйес (Brayes), встретив Нельсона на полдороге, смог вступить с ним в сражение. Эта ограниченная и робкая война, которую вели Вильярэ (Villaret) и Мартэн (Martin), продолжалась довольно долго вследствие осторожности некоторых английских адмиралов и традиций старой тактики. С этими традициями покончило сражение при Ниле; час для решающего дела настал»[15].
Несколько лет спустя произошел Трафальгарский бой, и опять правительство Франции приняло новую политику по отношению к флоту. Только что цитированный автор говорит об этом:
«Император, который начертал планы для своих флотов, так же как и для армий, устал от этих неожиданных неудач. Он отвернулся от того единственного поля битвы, на котором фортуна была неверна ему, и решился преследовать Англию где угодно, но не на морях; он предпринял перестройку своего флота, не предоставив ему пока никакого участия в борьбе, которая сделалась еще более жестокой, чем раньше…
Несмотря на это, деятельность наших верфей не только не ослабла, но даже удвоилась. Каждый год закладывались или вступали в строй новые линейные корабли. Венеция и Генуя, под его контролем, снова увидели зарю своего старого блеска, и от берегов Эльбы до Адриатики все порты континента ревностно способствовали созидательной деятельности императора. Многочисленные эскадры собирались на Шельде, на Брестских рейдах и в Тулоне… Но в конце концов император отказался дать этому флоту, полному энтузиазма самоуверенности, случай помериться силами с врагом. Удрученный постоянными неудачами, он использовал наши вооруженные корабли только для того, чтобы принудить наших врагов к блокаде, огромная стоимость которой должна была истощить их финансы».
Когда империя пала, Франция имела сто три линейных корабля и пятьдесят пять фрегатов.
Обращаясь теперь от частных уроков истории к общему вопросу о влиянии правительства на морскую карьеру своего народа, замечаем, что это влияние может пойти двумя различными, но тесно связанными между собой путями.
Во-первых, в мирное время: правительство своей деятельностью может способствовать естественному развитию народного хозяйства и стремлениям народа к приключениям и к извлечению выгод из моря; или оно может пытаться развить промышленность и мореходные наклонности народа в том случае, когда они не возникли естественным путем; с другой стороны, правительство может также ошибочной деятельностью своей задержать и остановить тот прогресс, который народ сумел бы обеспечить, будь он предоставлен самому себе. В рассмотренных случаях влияние правительства будет выражаться в том, что оно будет или расстраивать морскую силу или создавать ее путем мирной торговли, на которой только и может базироваться вполне сильный флот, что следует повторять неустанно.
Во-вторых, во время войны: влияние правительства будет законнее всего выражаться в содержании военного флота, соразмерного с ростом торгового судоходства страны и с важностью связанных с ним интересов. При этом еще большую важность, чем вопрос о величине флота, имеет вопрос об его учреждениях, благоприятствующих здоровому духу и деятельности и способствующих быстрому развертыванию флота во время войны путем создания надлежащего резерва личного состава и кораблей и принятия мер для использования той общей резервной силы, на которую мы уже указывали, рассматривая характер и занятия народа. Без сомнения, под это второе условие готовности к войне должно подходить содержание надлежащих морских станций в тех отдаленных частях света, куда вооруженные корабли должны будут конвоировать мирные торговые суда. Защита таких станций должна опираться либо прямо на военную силу, как в Гибралтаре и на Мальте, либо на окружающее дружественное население – такое, каким американские колонисты некогда были для Англии и каким, можно думать, являются теперь австралийские колонисты. Такая дружественная обстановка и поддержка, вместе с разумными военными мерами, представляют нам лучшую оборону, и когда они соединяются с решительным преобладанием на море, то безопасность такой разбросанной и обширной империи, как Англия, становится обеспеченной; ибо, если правда, что неожиданная атака всегда может вызвать несчастье в какой-либо одной области, то действительное превосходство морской силы препятствует такому бедствию сделаться общим или неисправимым. История достаточно доказала это. Морские базы Англии имелись во всех частях света; и ее флоты одновременно и защищали их, поддерживая свободное сообщение между ними, и находили в них убежище.
Колонии, привязанные к своей метрополии, представляют поэтому вернейшие средства для поддержки за границей морской силы страны. В мирное время влияние правительства должно выражаться в поддержании всеми средствами горячей привязанности и единства интересов колоний, делающего благо одной благом всех их и обиду, нанесенной одной из них, – общей обидой. Во время войны или, скорее, на случай войны правительство должно заботиться о такой организации обороны, которая обеспечивала бы справедливое распределение бремени, выгодами от которого пользуются все.
Таких колоний Соединенные Штаты не имеют и вряд ли будут когда-нибудь иметь. Что касается чисто военных морских станций, то воззрения на них нашего народа, мне кажется, точно выражены одним историком английского флота, писавшим сто лет назад о Гибралтаре и Порт-Маоне: «Военное
