повреждены, ибо после того, как Рюйтер спустился под ветер и не мог более поддерживать свой отделившийся арьергард, он был в сущности оставлен в покое французами, хотя ни один их корабль не был потоплен. Если поэтому нельзя с уверенностью приписать Рюйтеру сознательный выбор подветренного положения (а в те времена подобного прецедента еще не было), то очевидно, что он воспользовался всеми его выгодами и что свойства французских офицеров его времени, неопытных моряков, но отчаянных храбрецов, – представляли как раз те условия, которые давали наибольшие преимущества слабейшему из противников, занявшему оборонительную позицию.
Свойства и характер неприятеля принадлежат к числу важнейших факторов, принимаемых в расчет гениальными людьми, и Нельсон столь же обязан своими блестящими успехами этой черте, как любой другой. С другой стороны, французский адмирал вел атаку совершенно неумело, поодиночке, противопоставляя свои корабли кораблям противника, не пытаясь сосредоточить свои силы против одной какой-нибудь части неприятеля и даже не пробуя занять его до тех пор, пока находившаяся поблизости в Мессине французская эскадра из восьми линейных кораблей смогла бы присоединиться к нему. Правда, такая тактика нигде не применялась ранее, кроме как при Солебее и Текселе, но поскольку Дюкен был лучшим французским адмиралом того столетия, за возможным исключением Турвиля, то это сражение имеет самостоятельное значение и не может быть пропущено при изучении истории тактики. Репутация главнокомандующего служит гарантией того, что в этом сражении французская морская тактика достигла дотоле непревзойденной высоты. Прежде чем покончить с этим вопросом, следует заметить, что способ, рекомендованный для подобных случаев Клерком, состоит в атаке арьергардных кораблей линии неприятеля, предпочтительно подветренных; остальная часть флота противника должна тогда или оставить их без поддержки, или вступить в общее сражение, что, согласно его утверждению, и составляло все, чего желали английские моряки.
После сражения де Рюйтер отплыл в Палермо, причем один из его кораблей по пути утонул. Под Мессиной к Дюкену присоединилась стоявшая там французская эскадра.
Остальные события Сицилийской войны неважны для общего предмета нашего труда. 22 апреля де Рюйтер и Дюкен снова встретились под Агостой. У Дюкена было двадцать девять линейных кораблей, у союзников (испанцев и голландцев) – двадцать семь, в том числе десять испанских. К несчастью, главнокомандующим был испанский адмирал, и эскадра его заняла центр линии вопреки совету Рюйтера, который, зная ненадежность испанских судов и их экипажа, хотел рассеять их по всей линии, чтобы лучше поддерживать их своими судами. Рюйтер принял командование арьергардом, и союзники, будучи на ветре, атаковали противника; но испанский центр держался почти за пределами досягаемости, предоставив голландскому авангарду принять на себя огонь противника. Арьергард, следуя движениям главнокомандующего, также принимал незначительное участие в сражении. При этом печальном, хотя все же славном исполнении безнадежного долга де Рюйтер, который никогда до тех пор в течение своей долгой боевой карьеры не был поражен неприятельским выстрелом, получил смертельную рану. Он умер неделю спустя в Сиракузах, и с ним исчезла последняя надежда на успешное сопротивление на море. Месяц спустя испанский и голландский флоты были атакованы на якоре в Палермо и многие из их судов уничтожены. В то же время соединение, посланное из Голландии для подкрепления средиземноморского флота, было встречено французской эскадрой в Гибралтарском проливе и должно было искать убежища в Кадиксе.
Сицилийское предприятие продолжало быть только диверсией, и тот факт, что ему уделялось так мало внимания, показывает, насколько Людовик XIV был поглощен континентальной войной. Насколько иначе оценил бы он значение Сицилии, если бы глаза его были обращены на Египет и на морскую экспансию! С годами английский народ приходил все в большее и большее возбуждение против Франции, торговое соперничество с Голландией, казалось, временно отошло на задний план, и сделалось вероятным, что Англия, вступившая в войну как союзница Людовика, еще до окончания ее обратит оружие против последнего. В дополнение ко всему она увидела, что численность французского флота превысила численность ее собственного флота. Некоторое время Карл сопротивлялся давлению парламента, но в январе 1678 г. был заключен наступательно-оборонительный союз между морскими державами. Король отозвал из Франции свои войска, входившие до тех пор в состав французской армии, и когда в феврале открылась новая сессия парламента, испросил деньги на снаряжение девяноста кораблей и тридцати тысяч солдат. Людовик, который ожидал этого, приказал немедленно очистить Сицилию. Он не боялся Англии на суше, но на море он не смог бы успешно сопротивляться соединенным усилиям двух морских держав. В то же время он удвоил свои усилия в испанских Нидерландах. Пока имелась надежда удержать английские корабли от сражения, он избегал затрагивать щепетильность английского народа операциями против бельгийского морского побережья; но когда примирение сделалось невозможным, он рассчитал, что лучше испугать Голландию стремительностью нападения на область, где она всего более боялась его.
Соединенные Провинции были поистине главной пружиной коалиции. Будучи по своей территории самым малым из всех враждебных Людовику государств, они были сильнейшим из них по характеру и решительности своего правителя, принца Оранского, и по богатству, которое, содержа армии конфедератов, поддерживало также бедных и жадных германских князей, верных союзу с Голландией. Благодаря могуществу своей морской силы, коммерческим и мореходным возможностям, Соединенные Провинции все же выносили почти одни бремя войны, и хотя они шатались и жаловались, они все-таки продолжали нести его. Как в последующие столетия Англия, так и в описываемое нами время Голландия поддерживала войну против притязаний Франции как великая морская держава, но ее страдания были велики. Ее торговля, служа добычей французских каперов, несла тяжелые потери, и к этому присоединились еще огромные косвенные потери, вызванные переходом в другие руки, транзитной торговли между иностранными государствами, которая столь много способствовала процветанию Голландии. Когда флаг Англии сделался нейтральным, эта выгодная торговля перешла к ее кораблям, бороздившим моря в полной безопасности, благодаря горячему стремлению Людовика быть в мире с английской нацией. Это желание заставило его также
