учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу во имя горячо любимой родины».
Вечером 3 марта Николай телеграфировал брату:
«Петроград. Его императорскому величеству Михаилу Второму.
События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине.
В шесть утра Керенский позвонил великому князю Михаилу и предупредил, что к нему на Миллионную улицу, дом 12, где он остановился, приедут в полном составе Временный комитет Думы и министры только что сформированного Временного правительства. От Михаила теперь зависела судьба страны.
Николай II был невысокого мнения о младшем брате. И тем не менее в такой сложный момент передает ему престол. Почему? Действовал закон о престолонаследии, и Николай не мог его нарушить.
Великий князь Михаил Александрович, гвардейский офицер, страстный автолюбитель и поклонник аэропланов, которые были еще экзотикой, стал предметом пересудов в столице, когда без памяти влюбился в дважды разведенную дочь московского адвоката Наталию Сергеевну Вульферт (урожденная Шереметевская, в первом браке Мамонтова, во втором браке – Вульферт).
Николай велел брату не вступать с ней в брак. Но Михаил тайно обвенчался с любимой женщиной в Вене в сербской православной церкви. Тогда Николай II запретил Михаилу возвращаться в Россию. Позволил вернуться, когда вспыхнула Первая мировая. Его жене даровал титул графини Брасовой. Она желала большего. Упрекала Михаила: «Ты должен так себя поставить, чтобы с Тобой считались и уважали бы Твои права; Ты сам в этом виноват и своей никому, в сущности, ненужной добротой распустил всех так, что Твои родные смотрят на тебя как на пустое место, а все прочие как на индейку, начиненную трюфелями, и каждый старается достать трюфель покрупнее. Пора Тебе, наконец, перестать глотать всякие оскорбления».
Младшему брату императора, конечно, хотелось занять трон. Не для того, чтобы управлять государством. Скорее, чтобы сквитаться за прежнее пренебрежение им. Увидев министра иностранных дел Павла Милюкова, сказал:
– А что, хорошо ведь быть в положении английского короля. Легко и удобно! А?
Еще несколько дней назад депутатам Думы казалась удачной эта мысль: сменить Николая на Михаила. Но мятеж превратился в революцию. И Михаил перестал быть нужным. Только Милюков доказывал, что власть должна опираться на символ, привычный для народа. Таким символом служит монархия. Без опоры на нее Временное правительство не доживет до открытия Учредительного собрания. Как в воду смотрел…
Остальные уговаривали Михаила отказаться от трона. Запугивали. Великий князь не был рожден для великих свершений. Не имел желания заниматься государственными делами. Более, чем власть и положение, ценил семейное счастье. Он сказал:
– При настоящих условиях я не считаю возможным принять престол.
Для написания манифеста вызвали двух знаменитых правоведов – это профессор международного права Борис Эммануилович Нольде (помощник начальника юридического отдела МИД, он станет заместителем министра иностранных дел во Временном правительстве) и профессор Владимир Дмитриевич Набоков (сын министра юстиции, будущий управляющий делами Временного правительства).
В шесть часов вечера великий князь поставил свою подпись: «Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, выраженная Учредительным собранием… Прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».
«В 8:20 прибыли в Могилев, – пометил в дневнике Николай II. – Оказывается, Миша отрекся. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»
К Николаю приехала его мать вдовствующая императрица Мария Федоровна.
«Я в полном отчаянии! – писала она. – Стоило ли жить, чтобы когда-нибудь пережить такой кошмар! Прибыла в Могилев в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание!.. Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Бедняга Ники открыл мне свое бедное кровоточащее сердце, и мы оба плакали».
После отречения бывшему императору позволили вернуться в ставку – попрощаться с армией. Знали, что он сдержит свое слово и не поднимет войска, чтобы подавить мятеж. «Прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка, – записал в дневнике Николай. – Сердце у меня чуть не разорвалось!»
– В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые войска… Нынешняя небывалая война должна быть доведена до полного поражения врагов. Кто думает теперь о мире и желает его – тот изменник своего Отечества, предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит.
Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию из всех сил. Слушайтесь ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.
Великий князь Александр Михайлович присутствовал на этом прощании: «Мы кричим «ура», как никогда еще не кричали за последние двадцать три года. Старые генералы плачут. Еще мгновение – и кто-нибудь станет молить Ники изменить принятое им решение. Но напрасно: самодержец всероссийский не
