воюем последними. Я смотрю на это, как на милость Божию, что Он даровал нам возможность умереть прекрасной смертью и независимыми людьми… Мы же знаем наверное — завтра мы в руках врагов; но мы свободны выбрать славную смерть вместе со всеми, которые нам дороги… Пусть наши жены умрут не опозоренными, а наши дети — не изведавшими рабства».
И, «обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезами запечатлевая на их устах последние поцелуи», мужчины стали убивать своих жен и детей. По жребию были выбраны десять последних воинов, которым предстояло заколоть оставшихся товарищей. Так умерли 960 человек.
Самоубийство защитников Масады только укрепило большинство римлян во мнении, что иудеи — безумные религиозные экстремисты. Тацит, писавший свою «Историю» 30 лет спустя, выражал общее мнение, называя иудеев «страшными и склонными к мятежу» фанатиками со странными суевериями, под которыми он подразумевал единобожие и обрезание. Они, говорил Тацит, «презирают смерть» и римских богов и «сильны своей глубокой древностью». Иосиф же Флавий, узнав подробности трагедии в Масаде от горстки уцелевших воинов, которым удалось спрятаться во время массового самоубийства, не смог скрыть восхищения мужеством сородичей.
Иосиф жил в старом дом Веспасиана в Риме. Тит подарил ему несколько свитков, захваченных в Храме, назначил пенсию, даровал землю в Иудее и заказал книгу о своих подвигах — «Иудейскую войну». Веспасиан и Тит были не единственными источниками информации для писателя. «Когда ты приедешь ко мне, — писал Иосифу царь Ирод Агриппа, его „дорогой друг“, — я многое поведаю тебе». Однако Иосиф сознавал, что его «привилегированное положение вызывает зависть и несет опасность». Под императорским покровительством, в котором он так нуждался, Иосиф Флавий оставался и в правление Домициана, который «заботливо» казнил некоторых врагов. И все же Иосиф, хоть и наслаждался благоволением династии Флавиев, даже на склоне лет — а умер он около 100 года — продолжал надеяться, что Храм будет отстроен, и гордился своим народом и его вкладом в историю цивилизации: «Мы-то по большей части и стали для всех прочих народов наставниками во всяком добре и благе. Ибо что может быть прекраснее безупречного благочестия? Что более справедливо, чем само повиновение законам?»
Иродиадская принцесса Береника осталась в Риме у Тита, но она сильно раздражала римлян своими роскошными драгоценностями, царственным высокомерием и слухами о ее кровосмесительной связи с родным братом. «Береника поселилась в царском дворце и жила совместно с Титом. Она надеялась укрепить этот брак и вела себя уже как его супруга». В Риме поговаривали, что подлинная причина казни военачальника Авла Цецины — не участие в заговоре, а проявленный им интерес к прекрасной еврейке. Тит любил Беренику, но римляне сравнивали ее с Клеопатрой, роковой женщиной Марка Антония, и не в ее пользу — ведь евреи теперь были побеждены и откровенно презираемы. Тит вынужден был удалить от себя возлюбленную. Когда в 79 году он наследовал умершему Веспасиану, Береника, которой исполнилось уже 50, вернулась в Рим. Но со стороны римлян последовал такой гневный протест, что Тит, сознавая всю шаткость положения династии Флавиев, поспешил снова отделаться от нее. Скорее всего, Береника воссоединилась с братом, фактически последним из Иродиадов[82].
Правление Тита оказалось недолгим. Через два года он умер, горько стеная, «что лишается жизни невинно: ему не в чем упрекнуть себя, кроме, разве что, одного поступка». Какой поступок имел в виду Тит? Разрушение Иерусалима? Евреи видели в безвременной кончине Тита Божью кару. Однако еще целых 40 лет разоренный Иерусалим терпел ярмо иноверцев, пока наконец ярость Иудеи не выплеснулась в последнем и самоубийственном приступе неистового гнева.
В Иерусалиме был расквартирован Десятый легион. Его казармы находились в нынешнем Армянском квартале, вокруг трех башен цитадели Ирода (основание одной из них, башни Гиппик, сохранилось до наших дней). И поныне археологи и историки находят в разных частях города римскую черепицу и кирпичи, украшенные антииудейским клеймом — изображением вепря. Иерусалим не полностью лишился жителей, но населяли его теперь преимущественно сирийцы и греки, традиционно ненавидевшие евреев. Руины гигантских каменных построек являли собой, должно быть, зловещее зрелище. Но иудеи не оставляли надежды, что увидят Храм восстановленным, как это уже случилось прежде.
Веспасиан разрешил раввину Иоханану бен Заккаю, который во время осады был тайком вынесен из Иерусалима в гробу, учредить религиозную школу в городе Явне (к югу от современного Тель-Авива). Иудеям также не воспрещалось жить в Иерусалиме. Более того, во время войны многие знатные иудеи, скорее всего, перешли на сторону римлян, подобно Иосифу и Агриппе. Но им не дозволялось теперь подниматься на Храмовую гору. И паломники горько оплакивали разрушенный Храм, молясь у так называемой гробницы пророка Захарии[83] в Кедронской долине. Кое-кто с нетерпением ждал Мессию в надежде на установление его Царства. Но рабби бен Заккая уничтоженный город вдохновлял на мистические размышления иного рода. Однажды, когда он с учеником осматривал руины, ученик вскричал: «Горе нам!» «Не печалься, — утешил его учитель (согласно Талмуду, составление которого было завершено несколько столетий спустя). — Наше искупление будет иным: деяния милосердные и любовь». Никто тогда не понял его слов. Но они явились зачатком современного иудаизма — без Храма и жертвоприношений.
Иудеохристиане во главе с Симоном, сыном Клеопы (одним из евангельских «братьев Господних», вероятно, двоюродным братом Иисуса), тоже вернулись в Иерусалим и молились в Горнице Тайной вечери на горе Сион. Под ее ныне существующим зданием располагается древняя синагога, построенная, вероятно, из обломков Храма. Однако число христиан, обращенных из язычников, неуклонно росло в разных частях Средиземноморья, и они уже не были склонны с благоговейным трепетом относиться к реальному, земному Иерусалиму. Поражение иудеев навсегда отвратило их от иудаизма,