Все страхи и тревоги, пережитые в последние двое суток, были просто шуткой в сравнении с тем, что ожидало его теперь.
В столовую вошел вестовой командира и доложил, что подпоручик Вандельштерн просит принять его по весьма неотложному делу.
– После, – ответил Левенвальд, – теперь я обедаю. Пусть изложит свое дело завтра, за утренним рапортом.
Вестовой ушел и сейчас же вернулся.
– Господин полковник, – сказал он, – господин подпоручик просит доложить, что его дело не терпит отлагательства.
Командир встал со стула, пробормотал что-то о дураках, которые, если заставить их молиться, лоб расшибут, и отправился в соседнюю комнату, причем ее дверь осталась за ним неплотно прикрытой. Перед этим графиня тоже вышла на кухню, чтобы отдать какое-то распоряжение по хозяйству. Таким образом, Лахнер остался один в комнате. В первый момент он хотел без дальнейших рассуждений выпрыгнуть в окно и попытаться скрыться, надеясь, что, может быть, ему удастся благополучно добраться до своей квартиры и умчаться к Фрейбергеру, который уж укроет его. Ведь положение казалось совершенно безнадежным, подпоручик Вандельштерн как раз командовал ротой во дворе, и его появление у командира в такой неурочный час могло означать только то, что Лахнер узнан товарищами и что офицер явился доложить об этом командиру…
Лахнер почти было решил и в самом деле попытаться скрыться через окно, но одумался, признав, что это ни к чему не приведет. Ему не пробраться по двору, не уйти от преследования. А главное – ведь сказал же ему Кауниц, что в случае неудачи Лахнеру нечего рассчитывать на него… Значит… Он прислушался… Вандельштерн говорил взволнованно и громко, его слова были ясно слышны в столовой.
– Господин полковник, – говорил Вандельштерн, – я явился сюда в полной растерянности, чтобы сделать открытие, которое немало поразит и вас самих. Тот майор…
– Говорят «господин майор»! – поправил его Левенвальд.
– Тот самый субъект в майорском мундире, который четверть часа тому назад…
– Что это за выражение? – снова оборвал его Левенвальд. – «Субъект в майорском мундире»! В каком артикуле вычитали это вы, господин субъект в подпоручичьем мундире?
– Господин полковник, – невозмутимо продолжал Вандельштерн, – господин майор в зеленом мундире с красной выпушкой, который четверть часа тому назад был с вами во дворе, служит нижним чином в третьем взводе первой роты вверенного вам полка и зовут его Лахнером.
– Да вы спятили, что ли?! – крикнул командир.
– Его товарищ Талер узнал его и доложил мне. Я не мог не доложить этого сейчас же вам, потому что и мне самому бросилось в глаза, что этот господин майор как две капли воды похож на рядового Лахнера.
– Это неслыханная наглость!
– Совершенно неслыханная, – подхватил Вандельштерн, – и я сразу подумал, что здесь затеяна какая-то темная мистификация.
– Это наглость с вашей стороны, господин подпоручик! – загремел взбешенный командир. – Как вы смеете обращаться ко мне с такими глупостями? Из- за случайного сходства двух различных людей вы осмеливаетесь строить столь оскорбительные предположения? Это или непростительное легкомыслие, или опасная форма помешательства! Знайте, что тот «субъект в майорском мундире» – племянник князя Кауница, атташе и майор барон Кауниц!
– Это – Лахнер, – невозмутимо повторил Вандельштерн, – тот самый нижний чин из третьего взвода первой роты, который находится в данный момент в отпуске.
В этот момент двери закрылись: очевидно, Левенвальд заметил, что они неплотно прикрыты, и побоялся, как бы его гость не услыхал оскорбительных для него предположений.
«Пока еще не все пропало, – подумал лжебарон, наливая себе стакан вина, – мой командир недоверчив, как Фома неверующий, и весьма возможно, что я выберусь из этой передряги несравненно удачнее, чем Вандельштерн!»
Тем не менее командир еще долго говорил с подпоручиком, слишком долго, чтобы можно было с уверенностью рассчитывать на счастливый исход. Очевидно, ретивый подпоручик сумел все-таки поколебать уверенность командира. Это были худшие минуты в жизни гренадера Лахнера…
Вернулась «мать-командирша» и выразила глубочайшее изумление по поводу того, что суп продолжает стоять на столе нетронутым. Лахнер объяснил ей в чем дело, и «прелестная» Аглая сейчас же поспешила в соседнюю комнату, чтобы указать супругу на его невежливость, – по его вине гость остался в одиночестве за столом.
Не прошло и тридцати секунд, как командир с женой вернулся в столовую. Лоб Левенвальда был нахмурен, мрачность взглядов не предвещала ничего доброго.
– Простите, барон, – сказала графиня, – но муж уж всегда так: он готов ради служебных дел забыть о чем угодно. У нас лучший полк во всей Австрии, но это отличие связано со слишком большими заботами и хлопотами.
– Да, в этом отношении всецело сказывается отличие немецкой натуры от английской, – с любезной улыбкой ответил гренадер, – наш брат немец никогда не чувствует себя всецело спокойным, раз на нем лежат известные обязанности. А англичане… Я знавал в Лондоне полкового командира лорда Элленуайфта, который хвастался тем, что ни разу в жизни не видел своего полка.
Левенвальд молчаливо сел к столу, но есть не мог: видно было, до какой степени он был взволнован.
