Саур-Могила. Военные дневники (сборник)

время каждой волны я садился под навес и пережидал. Когда обрабатывали нашу часть горы и снаряды ложились рядом, было слегка неприятно. Всё сотрясается одновременно, по всему телу. И картинка перед глазами дёргается вправо-влево, как-будто кто-то взял планету и потряс. Сверху ссыпалась земля с перекрытия. Из стенок выбивалась бетонная пыль и стояла в воздухе. В какой то момент, после взрыва рядом, я оглох на левое ухо, и после слышал им только звон.

Вообще за время обороны Саур-Могилы контузию наверное получили все, в разной степени. Ещё был интересный эффект: в первые недели левым ухом не слышал, а громкие звуки я воспринимал как удар по расстроенной струне рояля где-то внутри головы. Это добавляло музыкальной эстетики к обстрелам из «градов».

Моё укрытие хорошо держало взрывы по бокам. Разрушить его можно было только прямым попаданием. Я читал про себя «Отче Наш» и представлял, что я – маленький, математическая точка в этой вселенной – нет меня и попадать не в кого. Когда поднятые взрывами земля и пыль в первый раз закрыли солнце, я успел удивиться, откуда взялись облака, почему потемнело? Потом, когда «облако» снесло, я понял, в чём дело. Больше уже не удивлялся.

Проблема с танками в том, что когда они недалеко, ты не успеваешь услышать звук выстрела раньше взрыва и среагировать, и цепочка вижу – целюсь – стреляю у танка короткая – это не миномёт… Вообще вся арт-подготовка была похожа на игру, где из дырок высовываются суслики, а по ним надо попасть молотком… есть такая глупая компьютерная игрушка… в этой игре сусликами были мы.

В очередной раз, когда мы повысовывались и высматривали этот танк, я увидел, что сбоку бегает «Охотник». Он под укрытием каменной стены «охотился» за танком. Ещё удивился его смелости. Одно дело торчать как суслик из норки, и совсем другое – покинуть эту норку под обстрелом. В очередной момент, когда «Охотник» приподнялся с биноклем над стеной, в его сторону прилетел снаряд. Уже приседая, я видел боковым зрением, как взорвалась стена перед Иваном. Когда отгремели взрывы, я высунулся, уже мысленно похоронив его. Но на том месте, где он был, лежала только кучка камней, его не было. И у меня отлегло от сердца.

Как я узнал потом, его контузило и присыпало камнями. Он, ничего не слыша и с трудом понимая, где он, выбрался и побрёл в сторону пулемётчиков на левом фланге.

Окоп десантников находился по центру на выступе. Большой – в нём было четыре человека. В какой-то момент, сидя под навесом, когда рвались снаряды, я услышал крик «у нас раненые, на помощь». Ещё подумал: хреново, как же их вытащить, пока не кончился обстрел? Я не совсем понимал, что делать. С одной стороны, если ждать конца обстрела, то неизвестно, доживут ли они. Но и бежать туда – это с большой вероятностью стать «двухсотым» или «трёхсотым». Надо было себя заставить. И пока я колебался, за моей спиной пробежал «Сокол». А ведь он был от них дальше, чем я.

В тот момент я почувствовал облегчение и стыд одновременно. Я уже никогда не узнаю, решился бы я тогда или нет. И мне стыдно за то облегчение, которое я испытал, поняв, что, кроме меня, есть кому заняться помощью раненым.

С другими десантниками, бойцами ТРО и Тренером они вытащили раненых. Спрятались за основанием памятника, перевязывали и делали уколы, пока шла очередная волна обстрела. Потом, в момент короткого затишья, кто-то прокричал: «Прикройте!». Я увидел, как Росава из ТРО, взвалив на себя тяжело раненного, побежал в сторону штаба. За ним двинулись остальные, поддерживая тех, кто мог переставлять ноги. Я высунулся повыше и вместе со всеми начал стрелять, просто чтобы отвлечь внимание вражеских корректировщиков и танкистов. То же самое делали ребята справа и слева от меня, пока переводили «трёхсотых». Один из десантников – Кандела, с которым мы ехали на гору, потом стал «двухсотым».

Артподготовка длилась часа три. Потом в какой-то момент я услышал звуки стрелкового оружия и крик: «Атака танков и живой силы!» (или что-то такое). Тягостное время бездействия закончилось. Закончилась первая часть марлезонского балета, когда тебя лупят, как младенца, а ты ничего не можешь с этим сделать. Пришло время, когда можно огрызнуться. Танки отработали и перестали лупить по горе, как раньше. Теперь там были и их бойцы.

Я практически всё время находился с автоматом, пригнувшись за бруствером из камней, что мы натаскали с «Бродягой». Бетонную «табуретку» я переставил вперёд, чтобы на неё можно было опираться коленом.

Раньше я читал и слышал от других о том как опасно израсходовать боеприпасы, стреляя в пустоту. Знал про принцип «вижу цель – стреляю». В итоге большую часть времени я провёл, пытаясь высмотреть цель. Слева от меня бил пулемёт «Бобра», стреляли «Лис» и «Сокол». На правом фланге строчил пулемёт «Бродяги» и АК-74 «Монаха». Тренер – справа от меня с сапёрами, ВДВ и ТРО. Он радостно кричал, когда замечал противника, и с криками «Аллах акбар!» они начинали валить из нескольких стволов туда.

Иногда я понимал, куда они стреляют, и тоже стрелял туда. Иногда сам видел фигурки вдалеке, метрах в 400–600, стрелял туда. Один раз увидел, как боец перебегал и залёг. Сделал один выстрел прямо по центру, потом, учитывая далёкое расстояние, один выше, и один ещё выше. Так, чтобы одна из