Тогда же узнал, что у нас в роте есть новый боец – парень из Донецка, он только прибыл и сразу попал на Саур-Могилу. Раньше мы не были знакомы, и на горе тоже не общались, только здоровались. Хороший, тихий парень, спокойно нёс службу, выполнял приказы. Хотел освободить свой город от захватчиков и их коллаборантов. Оставил жену и ребёнка, пошел в ВСУ. Вова Бражник… погиб под Иловайском, в коридоре… сразу после выхода с Саур- Могилы.
Пока пил чай, подошёл Тренер с сапёрами.
– Нашли мы, где танк заезжал для выстрелов. В трёх местах. Заминировали там всё. Пусть теперь попробует туда сунуться.
– А что с ПТУРС? Говорят, у нас ПТУРС теперь есть… – спросил кто-то.
– Там оптики не хватает.
– То есть?
– Прицелиться не получится. Запустить ракету сможем, а попасть – нет.
– Блин, и что теперь, нахрена он нам такой?
– Да поставим его так, чтобы сепары видели. Танкисты если узнают, что тут ПТУРС стоит, обосрутся и ближе чем на два километра не приблизятся. Это – смерть танка.
Забегая наперёд, скажу, что в следующий раз танки били по нам уже не с километра-двух, а подальше. Тренер знал, что говорил. Вообще, он был тем человеком, которые не только сильны духом, но и делятся этим с другими. Да и сапёры тоже вызывали уважение. Они профессионально делали своё дело. Минировали основное направление, по которому нас могли штурмовать. Поставили управляемые монки на площадке у ёлочек. Положили колючку в укрытиях, где могла накапливаться живая сила, сделав их непригодными.
Утро было спокойным, не помню, были или нет одиночные прилёты мин, но сильных обстрелов не было.
Днём я полулежал на камнях, рядом со своим окопчиком. Осматривал в бинокль окрестности. Думал о том, что после завтрашней ротации ещё остаётся несколько дней до конца отпуска… но, наверное, я поеду сразу домой. Отмечу день рождения с семьёй и буду дальше работать и помогать армии деньгами. Не мучаясь чувством вины от того, что сижу в тылу во время войны. Как оказалось потом, ошибался и по поводу чувства вины, и по поводу возвращения домой до конца отпуска…
Именно в то время сепары начали выбивать ВСУ из Петровского. Наверное, узнав, что на горе стоят «американские пехотинцы» (об этом чуть позже) и убедившись, что даже с артподготовкой Саур-Могилу взять не получается, они решили отрезать нас от большой земли. На высоте были хорошо слышны звуки боя. Видны дымы от взрывов.
Через некоторое время прошла информация, что наши уходят из Петровского. Приехала «бэха». На неё спешно стали грузиться корректировщики. Туда же запрыгнула часть бойцов из соседних подразделений.
Нам никакого приказа на отход не поступало, и мы оставались на своих местах. Однако это движение меня настораживало. Особенно – отъезд корректировщиков. Ведь, по моему непрофессиональному мнению, они были тут теми самыми ВИП-персонами (не считая полковника), которых мы охраняли. Они наводили с высоты артиллерию на курсировавшую мимо военную технику. Они же наводили артиллерию на штурмовавших нас боевиков. А наша задача была – не подпустить к ним пехоту противника. По крайней мере, так мне это представлялось. А теперь они уезжают…
Пока они грузились, я подошёл к Ивану Журавлёву. Он, контуженный, сидел возле окопчика недалеко от площадки, где стояла «бэха».
– «Охотник», скажи мне, неопытному, что это за движение?
– А? – «Охотник» показал жестом, что плохо слышит.
– Ты понимаешь, что происходит сейчас?!
– А… да… я понимаю. – и «Охотник» снова ушёл в себя.
– И что?!
– Мы сейчас входим в историю… Вот что происходит…