более убедительно, чем это можно было бы сделать более официальным путем и при правительственной переписке».
И хотя влияние монархов долго сказывалось на практике и теории дипломатии, центр тяжести дипломатической машины, начиная с 1815 г., был перенесен из придворных сфер в министерские, и эта перемена оказала воздействие на постепенное изменение дипломатических методов.
Ясно, что для достижения реальных результатов в переговорах между двумя странами лицо, ведущее переговоры, должно представлять действительную, а не теоретическую высшую власть своей страны. Это правило обязательно во всякого рода переговорах. Представитель Мидленд-банка[35], посланный для переговоров о займе с компанией Морган[36], должен быть уверен не только в том, что его поддержат его директора, но что те, с которыми он ведет переговоры, пользуются полной поддержкой Моргана.
Много катастроф в дипломатии было результатом того, что представители той или иной страны не имели полностью поддержки своей высшей власти. Правительства иногда меняются. Например, лицо, посланное для переговоров республиканской администрацией, может во время переговоров узнать, что республиканцев у власти сменили демократы, у которых оно может не пользоваться тем доверием, каким оно пользовалось у их предшественников. Подобным же образом власть, с представителями которой оно вело переговоры, в свою очередь может быть накануне поражения на выборах или в результате революции и, следовательно, не представлять действительную власть своей страны.
По этой причине договор в Бьорке был уничтожен, так как лица, заключившие договор, в конце концов не представляли по-настоящему высшую власть своей страны. Еще более прискорбный пример отсутствия у лица, ведущего переговоры, полной поддержки высшей власти, которую он представляет, дает нам положение президента Вильсона на Парижской мирной конференции[37]. С одной стороны, он являлся высшей исполнительной властью США и его полномочия не могли подлежать какому-либо сомнению, с другой стороны, всем было известно, что он не являемся действительным представителем высшей власти своей страны, т. е. американских избирателей. Возникла чрезвычайно затруднительная дилемма для тех, кто должен был вести переговоры с президентом. Они не могли заявить, что он не представляет США, так как теоретически он был представителем Соединенных штатов, в то же время они чувствовали, что он не представляет высшую власть своей страны, так как на деле он не выражал ее волю, поэтому они пошли на компромисс между идеалами президента и собственными нуждами. Если бы мирные договоры были составлены полностью по Вильсону или по Клемансо, то была некоторая надежда, что они сохранились бы. Попытки скомбинировать две противоположные идеи привели к тому, что мирные договоры оказались нереальными и вместе с тем неидеальными, и все это явилось результатом, главным образом, того, что президент в 1919 г. не представлял полностью высшую власть своей страны.
Я привел эти примеры не только для того, чтобы показать вред, причиняемый тем, что аккредитованный представитель страны не пользуется поддержкой тех, от имени кого он выступает, но также для того, чтобы показать, как чувствительно реагирует дипломатия на малейшие перемещения и изменения высшей власти. Старая дипломатия обязана была подчиняться идеям и обычаям той системы, которую она представляла. С переменой системы дипломатия, правда со значительным опозданием, также менялась. Будет крупной ошибкой предполагать, что какая-либо дипломатия может быть эффективной, если она перестанет пользоваться доверием или поддержкой высшей власти своей страны, или что старая дипломатия могла существовать сама по себе, независимо от высшей власти, которая ее питала жизненными соками.
Все это показывает, что в течение XIX века старые теории дипломатии стали принимать новые формы не в результате того, что изменились дипломаты, а вследствие изменения политической системы, которую они представляли. Описание перехода от старой дипломатии к новой вызвало бы необходимость описать демократические тенденции последнего столетия. Это, конечно, вне пределов данной монографии. Однако между бесчисленными факторами, оказавшими влияние на образование современных демократий, можно отметить три специальных фактора, которые оказали особое влияние на методы и теорию международных переговоров. Перечислим их: первый — чувство общности между народами, второй — растущее понимание значения общественного мнения, третий — быстрый рост путей сообщения и способов связи.
Я уже сказал, что развитие дипломатической теории в демократических государствах прошло путь от концепции исключительного господства национальных прав к концепции общности международных интересов. Эта концепция для своей победы над эгоистичными и узкими местными предрассудками нуждалась в толчке, который давала общая опасность извне. Боязнь Персии на время объединила греческие государства. Французская революция и страх перед Наполеоном дали такой же толчок в XIX веке. Историки приписывают первое проявление идеи общности европейских интересов циркуляру графа Кауница от 17 июля 1791 г. В этом циркуляре он побуждает государства объединиться, чтобы «сохранить общественный мир, спокойствие и веру в договоры».
Правда, после 1815 г., когда опасность миновала, эта прекрасная идея выродилась в союз стран-победительниц и, кроме того, под влиянием Александра I была превращена в своего рода «антикоминтерновский пакт». Правда, Англия Каннинга восстала против системы управления народами с помощью конгресса, против Священного союза и против меттерниховской идеи европейской федерации. Однако в течение XIX века фразы «общая