угодно великим виртуозом-балалаечником, но все же И.С. Бах писал свою музыку для других инструментов. Можно составить сколь угодно прогрессивный, рациональный, гуманистический, внятный и продуманный план, учитывающий передовой опыт Милана и Сингапура. Но когда ты его передаешь для реализации кучке жуликов лужковского призыва, для которых единственный смысл любых ремонтно-строительных работ заключается в комфортном попиле горбабла, то любая партитура «Страстей по Матфею» на этой шарманке зазвучит удивительным кунштюком (за это слово Лужков однажды отсудил у Ревзина полмиллиона, так что грех не вспомнить его тут).
И нет, дорогой Дема, трагедия тут не в коррупционной составляющей, на которую так упирает Алексей Анатольевич. По лужковским экзерсисам мы знаем, что формула «освоили ярд — построили на сто лямов» вполне себе рабочая для Москвы. Даже в Сочах ничего еще, кажется, не рухнуло… Конечно, плохо, что стройкой, по остроумному выражению Ревзина, заведуют «не епископы», но даже если мы забудем обо всех прилипших к рукам триллионах, останется одна беда, которая не лечится принципиально и вообще.
В маниловской фантазии Ревзина то, что делается в городе, делается для людей, для жителей, для пешеходов. А вот тут-то и заключается абсолютно неразрешимая загвоздка. Те исполнители, которыми располагает город Москва для реализации светлых мечтаний КБ «Стрелка», принципиально к такой постановке вопроса не готовы и под нее не заточены.
Они не могут строить для пешеходов, для простых горожан, потому что они в душе своей глубоко и капитально презирают «население», и подстраиваться под его мелкие, смешные нужды считают для себя унизительным. На счастье Ревзина, его заказчики не слишком разговорчивы, поэтому об этой их принципиальной жизненной позиции мы не часто слышим, хоть и постоянно догадываемся. Но время от времени откроет рот какой-нибудь Казинец и популярно объяснит urbi et orbi, что всех учителей, врачей, медсестер, водителей, поваров, охранников, официантов, музейных работников и прочую прислугу нужно гнать из Москвы грязными тряпками, что нужно искусственно создать в столице такое давление на кошелек, чтобы жить в городе могли себе позволить только долларовые миллионеры. А остальные пусть приезжают по утрам на электричках, выполняют свои функции обслуги и уезжают потом обратно, — нечего им тут задерживаться.
На самом деле именно так, и только так, выглядит в глазах исполнителей грандиозного стрелкиного плана полезный результат реконструкции Москвы. Веете мечты, которые так красиво расписал Григорий Ревзин — где улицы Белокаменной станут театрами, парки — гостиными на открытом воздухе, а бульвары — подиумами для шоу высокой моды, можно очень легко и эффективно реализовать, просто выдавив из городской черты девять десятых нынешнего городского населения. Чтобы в этом убедиться, достаточно пройтись и/или проехаться по Садовому кольцу в любые летние выходные, когда офисы и госучреждения закрыты, школьники — на каникулах, а горожане — на дачах или в отпуске. Безо всякой реконструкции в такие дни «и дома своего не узнаешь», до такой степени все становится свободно, просторно, без пробок, с минимумом машин и их выхлопных газов… Благодать! И самый простой способ достичь этого идеала в будние дни — не гранит как источник чистого воздуха, а все виды экономического давления на ту часть горожан, которая бедней определенной планки.
«Ночь длинных ковшей», о которой так сетует Григорий Ревзин, — это не ошибка в трансляции позиции городских властей жителям и не борьба с бандосами лужковского призыва. В первую очередь это демонстрация определенного отношения к тем десяткам и сотням тысячам москвичей, которые на протяжении 20 лет голосовали рублем за существование всех этих киосков и магазинчиков в шаговой доступности от дома. Понятно, что такой проблемы нет ни у какого бонзы, который за покупками отправляет шофера, ассистента, кухарку или домработницу. Такая проблема есть только у тех «лишних» пешеходов, которых нужно убрать с московских улиц, перед тем как выпускать на них собянинский бомонд в мехах и на лабутенах.
Особенно ярко отношение к горожанам как к мусору проявилось в решении о ликвидации в Москве троллейбусного сообщения. Хотя бы из чистого приличия можно было провести по этому поводу какие-нибудь общественные слушания, разъяснительную работу с привлечением экспертов и лидеров мнений, демонстративные какие-нибудь жесты заботы в адрес тех десятков тысяч москвичей, которые всю жизнь этими троллейбусами добирались до метро, до школы, до работы, до дома… Конечно, отсутствие таких символических жестов можно списать на «плохо поставленный пиар муниципалов». Это такой дивный ревзинский эвфемизм, позволяющий превратить оглушительное хамство вполне конкретных хуснутовых по отношению к аборигенам глубоко чужого им города в досадный и случайный промах каких-то безымянных пиарщиков. Но ведь кроме символических жестов есть еще и практические, известные муниципалам любого города, где местная власть сменяема. Если вдруг отменился, хоть на три дня, тот или иной маршрут общественного транспорта, будь то лондонская подземка или венецианское вапоретто, информацию об этом мэрия найдет способ довести загодя до каждого жителя и гостя города, и не только в тех районах, которые этим изменением оказались затронуты. Это история не про «пиар муниципалов», а про базовую функциональность общественного транспорта. Нельзя добираться до работы или учебы, до аэропорта или вокзала маршрутом, про который не известен ни его номер, ни схема движения, ни расписание. А в Москве нам сообщают, что с завтрашнего дня начинается программа ликвидации троллейбусов — и нежно при этом намекают, что если тебя эта новость затронула, это всего лишь значит, что ты не прошел через фильтр Казинца. Столица — не для тех, кого волнует расписание троллейбусов. Не для тех, кто давится на входах в вестибюли московского метро.
Это принципиальная позиция всей собянинской администрации. И совершенно при этом не важно, больше они сегодня крадут, чем при Лужкове, столько же или вдвое меньше. Важно, что прекрасные планы «Стрелки» будут реализовывать калифы-на-час, с прочно сложившимся представлением о городе Москве как кормовой базе, а о ее жителях — как о досадной помехе при реализации их грандиозных планов «благоустройства».